В осаде

— Иван! — позвал Гуляев, но тот даже и посмотрел на него, лишь непрестанно поправлял шинель, прикрывавшую кого-то на носилках. Гуляев наклонился: перед ним лежала Верка Костышева, секретарь комсомольской ячейки маслозавода. Лицо ее было строго и неподвижно. Гуляев всмотрелся, потом приложил щеку к ее рту. Верка была мертва. А Панфилов все накрывал ее сползавшим краем шинели, все заботился о своем секретаре.

Выстрелы на окраине не стихали, даже приближались.

— Отря-ад! — крикнул кто-то тонким знакомым голосом. — Стройсь!

Команда сразу обратила всех к действительности. Гуляев подбежал и пристроился к шеренге. Всего стояло человек двенадцать. Перед строем прошелся Иншаков. Он скомандовал:

— Левое плечо вперед!

Отряд дружно замаршировал к началу Румянцевской улицы. Стрельба там усиливалась

— Товарищ начальник! — Гуляев выскочил строя и нагнал Иншакова. — Там на колокольне пулемет, надо послать людей, оттуда можно любую точку просматривать.

Иншаков, запаленный, с шалыми глазами, тоже крикнул:

— Двое, кто владеет, — марш к пулемету.

Отстало трое, потом один вернулся. Перед первыми домами Румянцевской Иншаков повернулся:

— Разомкнись в цепь и перебежками — марш!

Они разбежались в цепь и выскочили на улицу. Внизу у оврага выстрелы усилились, и вот уже показались первые бегущие люди. Потом сразу вывалила толпа. По кожухам, папахам, малахаям угадывались бандиты. Навстречу им садов застучали выстрелы.

— За мировую революцию! — поворачиваясь к своему крохотному отряду, крикнул Иншаков. — Вперед!

И они побежали, выставив перед собой винтовки, навстречу орущей и стреляющей толпе.

С холма, где расположились трое бандитов, охраняющих Князева и Клешкова, только по вспышкам выстрелов да по удалению или приближению стрельбы можно было разобрать, что происходит в городе. Сначала дела у нападающих шли успешно, и стрельба удалилась в центр. Потом в центре штурм увяз в садах и около исполкома. И хотя время шло, ничего решительно го не случилось. Затем нервничавший Клешков заметил, что толпа всадников — конный резерв Хрена — вдруг снялась с места и исчезла в овраге.

Мужичьи мажары тоже с дребезжаньем двинулись к оврагу и скоро заняли место конницы у самого спуска.

Князев приплясывал от возбуждения.

— Нас-то, нас-то, Сань, того и гляди в расход, а? — спрашивал он непрерывно. — Ах, Яковлев, чтоб тебя громом расшибло! Где же вы, ваше благородие, господин ротмистр! Мы за вас тут страдаем, а вы нас разбойникам с головой выдали…

Рядом покуривали конвоиры. Прискакал Охрим, послал кого-то к мужикам требовать, чтоб помогли: у кого есть оружие, пусть займут место у оврага.

Стрельба начала приближаться. Видно было, что непрерывно дрожит огненная точка на колокольне. Клешков радовался: пока действует этот пулемет — не все потеряно. Внезапно начали стрелять где-то совсем поблизости у крайних домов окраин. У холма появились первые беглецы. Охрим погнал коня им навстречу. В призрачном лунном свете видно было, как он полосует нагайкой бегущих, возвращает их обратно. Откуда-то появился Хрен. Он тяжело дышал, привалясь к шее лошади, отдыхал. К нему подъехал Охрим.

— Конница! — глухо промычал Хрен. — Конница ихняя всю музыку спортила. Кто у нас остался, Охрим?

— Селяне, тильки воны одни, батьке.

— Согласные они подмогнуть!

— Человек с полета согласны.

— Так веди их, Охрим.

Охрим ускакал, опять началось передвижение телег. Теперь они сгрудились у холма, и возницы их все чаще наведывались на холм.

— А шо, батько, не повертеться нам, бо як бы хуже не було?

— Беги, — говорил Хрен, — а сусид твой добычу и без тебя свезет!

— Як так? — переспрашивали селяне.

— А так, зараз мы червонным уже хвост накрутили, к утру весь город наш будет. Так шо — гони обратно до села, там тоби жинка за такую прогулку дуже благодарна буде.

Возницы чесали затылки, отходили в смущении, снова гуртовались у телег, вели бесконечные споры и ждали. Внезапно примчался связной.

— Батько! У червонных в тылу якись-то шум, стрельба! Наши прут!

И действительно, пальба и крики снова передвинулись ближе к центру. Пулемет на колокольне все пыхал алым огнем, и Клешков еще надеялся. По всему видно было, что выступило подполье. Удар был нанесен неожиданно. Клешкова трясло. Князев же ободрился.

— Вылезли наши-то, — теребил он Клешкова, — слышь, Сань. Кажись, бог-то нашу сторону принимает.

Клешков ничего не отвечал. Хрен послал одного из конвоиров за Охримом, Минут через пятнадцать тот примчался.

— Батько, червонные снова жмут.

— Шо с повстаньем?

— Пидмогли, а потом опять отступили. Пулемет на колокольне зараз снова у червонных. Треба набрать до тридцати людей, и мы их порежем.

— Вон воны, — показал Хрен в сторону толпящихся у своих телег и мажар мужиков. — Там их две сотни будет. И все оружны. Потолкуй!