Читаем В осколках тумана полностью

— Ты не понимаешь. — С меня ручьями течет вода, но мне так холодно, что я этого даже не чувствую.

— Это точно, черт побери. По словам Надин, ты порядочный.

— Порядочный мерзавец? Прямо так и сказала? — Стараюсь не улыбаться. Крисси все сверлит меня взглядом, но я вижу, что она тоже прячет улыбку. — Это очень важное для меня дело. — Теперь я говорю серьезно. И не могу удержаться: делаю к ней шаг. Крисси отступает. От меня воняет. — Моя жена, точнее, почти что бывшая жена… влюбилась в мужчину, а он… (Теперь она точно решит, что я сумасшедший.) Слушай, я просто стараюсь спасти детей от жестокого преступника, который может стать их отчимом. Понимаешь? Тебе кажется, я чокнутый? — Я опрокидываю виски.

— Абсолютно чокнутый, — подтверждает она. — И все твои слова чокнутые. И все, что с тобой связано, чокнутое. Вся твоя жизнь чокнутая. Как долго ты знаком со своей женой?

— Целую вечность. С тех пор как она родилась.

— И ты всегда был таким чокнутым?

Я задумываюсь и честно отвечаю:

— Всегда. Абсолютно безумен от рождения.

— Бедная твоя жена.

— Жизнь — не только схемы, статистика, исследования, графики и компьютеры, выплевывающие тонны бесполезной информации…

— Помолчи, пожалуйста. Я как раз хотела сказать, что мне нравятся сумасшедшие. Они напоминают мне о том, что я нормальная. Наверное, поэтому я дружу с Надин. — И к моему шоку и удивлению, — я даже пролил виски — Крисси кладет на стол бумаги Мэри. — У тебя есть мой номер. Вижу, это много для тебя значит. Позвони, когда закончишь. Только не тяни.

Я теряю дар речи. Крисси исчезает в люке. «Алькатрас» провожает ее благодарными покачиваниями.

— Спасибо, — говорю я ее ногам, когда они проходят мимо иллюминатора. — Гигантское спасибо!


Клянусь, когда я подхожу к ней, зрачки у Мэри Маршалл расширяются. Хотя, может, это всего лишь солнце, что пускает блики по озеру. Но как бы то ни было, она не двигается. Сидит словно замороженная.

— Мэри, к вам пришли, — говорит красноносая медсестра, молодая женщина в белом халате поверх пальто.

Она как заведенная мечется по берегу, притоптывая и прихлопывая. То ли замерзла, то ли у них тут так принято. Вода не покрыта льдом, но трава обледенела и белесыми пальцами тянется к мелким волнам, накатывающим на берег. Здесь всего одна скамейка, и на ней сидит Мэри. Сидит и смотрит на воду.

— Здравствуйте, Мэри. Я Марри. Пришел вас проведать. — Опускаюсь перед ней на корточки. Ей приходится посмотреть на меня. — Как вы себя чувствуете? — На всякий случай, показываю эти слова жестами. Нет ответа. — Мэри, я просмотрел ваши медицинские бумаги…

Нет, так не пойдет. Я встаю и заговариваю с медсестрой, отведя ее в сторону:

— Нельзя ли мне побыть наедине с моей тещей? Вы не оставите нас на несколько минут?

— Простите, сэр, не могу. Мы ведем круглосуточное наблюдение за Мэри Маршалл. Ей не разрешается даже на секунду оставаться одной.

— Почему?

Джулия никогда об этом не говорила.

Медсестра бросает взгляд на Мэри.

— Однажды она пыталась устроить пожар в комнате. Старшая сестра опасается, что она может это повторить.

Вздохнув, достаю бумажник.

— Ладно. Сколько?

— Не думаю…

— Сколько?

Любого можно купить, особенно низкооплачиваемую медсестру. Достаю двадцать фунтов. Она протягивает руку и приподнимает брови. Извлекаю еще двадцатку, она секунду колеблется (кто знает, может, совесть проснулась), затем деньги исчезают в кармане белого халата.

— Только пару минут, — говорит она, оглядываясь по сторонам. За нами здание клиники. Десятки окон на унылом белом фасаде. — Если кто-нибудь увидит, меня уволят.

— Все будет в порядке, — уверяю я и жду.

Медсестра спускается к озеру.

— У нас мало времени, — говорю я Мэри. — Я знаю, вы меня слышите и понимаете. Но я не знаю, почему вы молчите. Врачи, медсестры, Джулия — в общем, все, кто вас видел, считают, что у вас какая-то болезнь мозга, и поэтому вы молчите. А я так не считаю, Мэри. (Она по-прежнему на меня не смотрит.) Я хочу, чтобы вы знали: вы ничем не больны. С вами все в порядке.

Да, я сильно рискую, ведь могу и ошибаться. А вдруг кто-то допустил оплошность? Вдруг бумаги просто пропали из папки и лежат себе на чьем-нибудь столе? Окончательный диагноз еще ведь не поставили. Но пусть у нее будет надежда. Мне надо, чтобы она заговорила. Я хочу знать правду.

— Мэри, — продолжаю я, — один человек, которому я доверяю, провел небольшое расследование. Ваша история болезни в «Лонсе» не содержит никаких упоминаний об МРТ. А ведь вас положили сюда на основании результатов этого исследования. — Я вспоминаю Крисси. Я ей верю. — В документах, которые остались в больнице, есть отчет о результатах МРТ. — Я делаю паузу, чтобы дать ей время это осмыслить. — Врач, который вас там осматривал, мистер Рэдклифф, утверждает, что с вашим мозгом все в порядке. Нет никаких оснований считать, что у вас деменция — мультиинфарктная или какая-нибудь еще.

Я встаю, чтобы размять затекшие ноги. Медсестра уже идет обратно. Я снова сажусь на корточки.

— Мэри, вы понимаете? Дайте мне знак, если можете. Поднимите руку, улыбнитесь, моргните… хоть что-нибудь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза