В особом эшелоне

Время еще есть, и я использую его, чтобы написать письмо жене. Сообщаю ей, что нахожусь под стенами ее родного города. Потом она рассказывала, что эту весточку от меня получила одновременно с сообщением, переданным по радио об освобождении Киева, которое она выслушала со слезами радости на глазах. Все это она восприняла, как огромное, ни с чем несравнимое счастье.

Как и ожидалось, едва рассвело, появились фашистские пикировщики. К этому времени танки Петушкова уже успели перебраться на правый берег. Очередь была за тралами. Торопливо бухали наши зенитки, но это не мешало «юнкерсам» сбрасывать свой боевой груз. Бомбы рвались в воде вокруг переправы и рядом с ней на обоих берегах.

«Врешь, не возьмешь! — произношу про себя ставшую популярной среди танкистов фразу Чапаева. — Все равно выберем момент».

— Заводи!

Моя команда мгновенно выполняется водителями, но в их глазах читаю какое-то замешательство. Наверное, подумали: неужели сейчас, в разгар бомбардировки, двинем на мост? Нет, у меня иной замысел — подойти поближе, к самой опушке леса, примыкающей к переправе. А потом в удобный момент — рвануть.

Даю команду флажком:

— За мной!

Делаем остановку на опушке.

— Не глушить!

Пусть работают двигатели — надо быть в готовности. Вижу: последний «юнкерс» делает заключительный заход и разворачивается на запад. Снова рядом с переправой вздымаются фонтаны, но мост остается неповрежденным.

— Вперед!

Моторы набирают полную мощность, и машины устремляются к понтонной ленте. У меня расчет на паузу между налетами. Настил надежный, все секции целы, в небе пока чисто, а встречные машины на том берегу задержаны регулировщиками у въезда. Молодцы, регулировщики! Зеленый свет всегда тем, кто идет на правую сторону…

Переправляемся благополучно. Расчет оправдался. Теперь осталось добраться по глубокой песчаной колее до ближайшего лесочка. Машины, хотя и вязнут в песке, надрывно ревя моторами, все же идут уверенно. Правда, отстал третий грузовик, но тут неожиданно из лесочка появляется наша «тридцатьчетверка» и заходит впереди грузовика. Механик-водитель старшина Чумилин быстро берет его на буксир и тянет своим танком параллельно с нами. На башне танка надпись мелом: «Даешь Киев!». Грузовик вряд ли мог бы застрять, но Петушков, как видно, решил, что не стоит рисковать и надо помочь. И без того то одна, то другая машина буксуют в прибрежном песке, развороченном колесами и гусеницами. «Заботятся о тралах наши танкисты, — отмечаю про себя, — похоже, по-настоящему оценили их боевые качества».

К утру 28 октября подразделения полка полностью сосредоточились на лютежском плацдарме в лесу северо-западнее Старых Петровцев.

Танкисты сразу вздохнули с облегчением: здесь, хотя и лес, но местность совсем другая — вполне доступная для танков. Все последние дни октября на лютежский плацдарм непрерывным потоком шли танки, артиллерия, машины с боеприпасами. Шли, невзирая на яростные атаки вражеской авиации, стремившейся во что бы ни стало уничтожить переправу. Иногда фашистским пикировщикам удавалось выводить из строя отдельные понтоны, но их быстро заменяли, и переправа продолжала функционировать.

В лесных массивах под Лютежем, Старыми Петровцами и Новыми Петровцами плотность советских войск возрастала с каждым часом. Плацдарм, занимавший площадь пятнадцать километров по фронту и десять — в глубину, становился тесен. Но каждый солдат и офицер чувствовал себя здесь уверенно и надежно. Все понимали, что вот-вот начнется наше большое наступление. Понимали и готовились к нему с большим подъемом, даже с каким-то лихим задором.

Вот хлопочет возле гусеницы своего танка механик-водитель Большаков. Он забивает кувалдой новый палец в проушины двух траков и с каждым ударом припевает:

— Ой, лапти мои… лапоточки мои…
Износились… не спросились…
Истаскались… не сказались.

Танкисты в шутку нередко называли гусеничные ленты «лаптями».

Вот башенный стрелок сержант Артемов, получив разрешение проверить в выжидательном районе бой пулемета, придал ему максимальный угол возвышения и начал «выговаривать» пулеметными очередями: «Я-на-гор-ку-шла…».

Возрастание нашей силы на плацдарме, перегруппировки, подготовка боевой техники, вывод частей на свои направления атаки — вся эта многосложная организаторская работа не прекращалась ни днем, ни ночью.

Приказом командарма Рыбалко 166-й инженерно-танковый полк распределялся поротно между бригадами первого эшелона 6-го и 7-го гвардейских танковых корпусов.

Младший сержант Юшкевич, стоя на посту по охране командного пункта полка, напряженно и взволнованно провожал взглядом каждую боевую машину, проходившую на свои исходные позиции. Танки шли по лесным просекам в сторону Киева. Где-то там, в объятом пожаром городе, его мать. Жива ли она? Цел ли тот старенький деревянный домик в глубине двора на Жилянской, где они жили до войны?