Консуэло оживленно жестикулирует, без конца то садится за столик в саду, то встает, пытается подбрасывать новые темы для беседы, но ни Ивонна де Лестранж, ни Жид не уделяют ей достаточного, с ее точки зрения, внимания, и она ведет себя все более и более развязно. Единственное, что интересует гостей, – это работа Тони в Южной Америке и литература, а она демонстративно показывает, что ей скучно, громко зевая.
Когда гости уходят, Консуэло вне себя от ярости.
– Да они просто нос задирают, эти снобы! – визжит она, когда они, проводив гостей, входят в дом. – Я-то намного больше понимаю в литературе, чем они!
– Правда? – откликается Тони, забавляясь ее истерикой, вызванной тем, что ей не досталось всех тех расшаркиваний и комплиментов, которые она привыкла получать от своих друзей.
– А много ли ты знаешь таких, кто был бы женой двух писателей? Твоя тетя смотрела на меня свысока. Она точно из тех женщин, которые терпеть не могут, если другая превосходит их в привлекательности!
На рассвете назначенного дня свадьбы Тони переводит дыхание, как бегун на финишной прямой. Она – в черном, под вуалью и с букетом гвоздик в руке. Он – в пиджачной паре и весь сияет. На фотокарточках получается похожим не на жениха, а на высокого роста мальчишку в день первого причастия.
После свадьбы он чувствует себя преисполненным энергией и радостью. Он едет с женой в Сен-Морис, и на улицах города они то и дело встречают то какого-нибудь друга его юности, то старинного знакомого. И Тони немедленно хватает того за плечи и тащит в ближайшее кафе – выпить бокал шампанского и познакомить с женой, которая то болтает, не закрывая рта, то не может скрыть скуки, демонстрируя самое откровенное пренебрежение.
Вечерами, пока она рисует, он выходит в сад покурить, и время от времени, когда он остается один, ему вдруг становится грустно. Нападает беспросветная тоска, причем безо всякой причины. Вот как у кого-то случается приступ астмы или расстройство желудка, а у него – портится настроение, и он понятия не имеет отчего.
И он задается вопросом – откуда она берется, эта тоска. Ведь он проживает лучшее время своей жизни! Нашел свою любовь, с работой все отлично, его там ценят, а что касается его перспектив как писателя, то при поддержке издателя Галлимара и Андре Жида они просто великолепны. Ему впору прыгать от радости, ведь он самый большой счастливчик на всем белом свете. Однако счастье как будто бы выскальзывает сквозь пальцы. Ему уже тридцать, и теперь он грустит по страстям своих юных лет, когда влюбляешься каждый день и ничто не предрешено.
Увлекшись своими душевными переживаниями, он не прислушивался к разговорам на аэродроме Пачеко и в офисе на улице Реконкиста и не вчитывался в газетные сообщения по поводу «Аэропостали». Новость застает его врасплох. Он получает письмо с информацией о закрытии всех проектов расширения американских линий компании и продаже ее аргентинского филиала. Почва под его ногами проваливалась, а он так ничего и не заметил.
Глава 60. Тулуза, 1931 год
В Монтодране на летном поле Мермоз осматривает новый трансатлантический «Лате 28». С полдюжины иллюминаторов делают его похожим на небольшой летающий автобус. Мермоз застегивает молнию кожаной куртки и, готовясь к первому полетному испытанию машины, надевает шлем и очки. Уже несколько недель он испытывает самые разные модификации самолетов, готовясь совершить прыжок в Америку, несмотря на весьма неустойчивый период в жизни компании.
Со свертком в руке к нему подходит механик. Это уже такой ритуал. Механик приносит ему парашют, а Мермоз смеется. Не желает он никаких парашютов. Это неудобно, к тому же более надежным в любых обстоятельствах ему кажется стараться посадить самолет, чем кидаться вниз с высоты в несколько сотен метров с этим куском плащовки. Механик ему подыгрывает. По крайней мере до тех пор, пока не оборачивается и не обнаруживает стоящего за своей спиной директора по эксплуатации, не сводящего с них строгого взгляда.
– Мермоз, вы забыли парашют.
– Но, месье Дора!
– Вы проводите испытательный полет. Действующие на данный момент правила авиации требуют иметь при себе парашют.
– Лишняя головная боль.
– Правила существуют для всех. Вы хотите, чтобы для вас персонально написали другое правило?