Кашель в это мгновение опять прорвался из моего горла, и несколько капель крови вылетели на идеально чистый пол. Перед глазами помутнело, стало до ужаса тошно, всё вокруг закружилось я едва сумела запомнить, как упала в двух шагах от выхода. Ударившись головой об пол, я стала проваливаться в некое подобие сна. В моей памяти также запечатлелись те моменты, как кто-то выбил дверь, послышалось множество голосов, звук рации, топот ног и мольба отчима: «Нет, вы не смеете, не смеете». Жалким тоном, совершенно непохожим на прежний. Кажется, это было всё, что осталось в моей памяти.
***
Едва отойдя от страшного сна, в котором меня до синяков и крови избивал отчим, пока я лежала на полу, я попробовала пошевелить руками. Глаза мои были по-прежнему закрыты. Слабо сжала ладонь одной руки в кулак, потом другой. Услышала сопение неподалёку. Такое знакомое, родное.
Аккуратно приоткрыла глаза, пытаясь привыкнуть к яркому свету палаты. Так же легко и почти неслышно повернулась, чтобы спустить ноги в синих носках — в тех самых, в которых я была, когда встретилась с отчимом, — на пол. Подумав об этих носках, я пришла к выводу, что меня сразу же отвезли в больницу после того случая. Глубоко задумавшись и поболтав ногами в воздухе, я и не заметила, как кто-то резко заключил меня в крепкие и тёплые объятия. Я взвизгнула.
— Ребро!
— Прости! — вскрикнул голос в ответ, и человек дёрнулся назад. Теперь мне стало легче, когда ничто не давило на мою самую израненную часть тела после спины, которая, кстати, уже почти не болела. Я выдохнула и посмотрела в лицо своего любимого брата. Одного из ближайших людей на этой планете. Да, это был он, и, Слава Богу, он был жив и здоров.
— Джо, милый! — я поджала губы, когда почувствовала, что мои глаза стали наполняться слёзами. Я протянула к нему свои руки, которые украшало несколько синяков (вероятно, после падения с лестницы), чтобы вновь попытаться обнять его, но теперь осторожнее.
Когда я прижала его к себе, почувствовав тепло, исходившее от него, и такое родное, худощавое тело под своими руками, я больше не сдерживала слёз. Ручейками они стали стекать по моему лицу, освежая его, очищая взгляд и одновременно — моё сознание. Я, наконец, поняла, что я была самым счастливым человеком на этой Земле. У меня был брат, что сейчас крепко сжимал меня, не отпуская и ничего не говоря. Он охранял меня от окружающего мира, хоть и был младше меня.
У меня были отец и мать. Отпустив Джо, я потянулась за телефоном, который, по-видимому, кто-то любезно принёс мне в палату и положил на тумбочку, и стала набирать набрать номер, чтобы разгорячено воскликнуть:
— Мама, я тебя люблю! И передай папе, что я его я тоже очень люблю. И Джо вас любит, мама! — наверное, кто-то позабавился бы в тот момент моим чувствам, которые одним резким скачком вырвались из глубин моей души. Мне чрезвычайно сильно захотелось сказать тёплые слова своим родителям, просто поделиться с ними тем, что я по-настоящему чувствовала. Хотелось передать им частичку своей любви, хотя бы через сотовый телефон, чтобы там, на другом конце провода, их губы осветила улыбка. — Я вам перезвоню, — закончила я, попрощалась и сбросила вызов.
Находясь в состоянии полнейшего блаженства и полнейшего счастья, я снова затискала своего братца, потрепала его по волосам и глубоко выдохнула, вытерев слёзы. Слёзы счастья. Всё прошло. Всё закончилось. Ведь так? Мне хотелось в это верить.
— Джо, — неожиданно тихо обратилась к нему я, пока он, немного ворча, поправлял свою причёску, добавляя что-то вроде: «Ни слова не сказала, а вдруг такая весёлая, да ещё и всем в любви признаешься, сестрица. Ну, даёшь». — А что с отчимом Тео?
— С ним? — переспросил он, поглядев на меня несколько беспокойно, но тут же уверил меня. — Не бойся, его не оставили просто так.
Тогда он поведал мне историю, что произошла после моего отключения.