В отсеках тишина

В центральном посту вода стояла по колено. Все промокли и основательно продрогли. Только боцман Васильев, сидевший у штурвалов горизонтальных рулей, сумел высоко поднять ноги, обутые в валенки, и остался сухим.

Пустили центробежный насос. Но он работал вхолостую. Молодой матрос Николай Тимофеев, поежившись, прыгнул в затопленный трюм. Несколько раз нырял, пока не нашел приемный патрубок. Наконец вынырнул с куском резины в руках. Проклятый резиновый мешок мстил нам за пренебрежение к себе. Он плотно закрыл отверстие патрубка и не пускал в него воду. Николай Тимофеев нырял много раз, пока полностью не очистил приемный патрубок. Снова запустили насос, и отсек был осушен.

Мы в своем шестом отсеке узнали обо всем этом, когда к нам потянулись греться мокрые, озябшие моряки из центрального поста. Они и рассказали нам о том, как растерялся командир, и о том, что только энергичное вмешательство комдива да мужество и мастерство инженеров Саваренского и Коломийца, трюмных Еремина, Бодрягина и Тимофеева спасли лодку.

Случай этот окончательно поколебал нашу веру в командира. А это страшно на подводной лодке. Да, наверное, везде это страшно. Матрос и солдат всегда выполнят любой приказ командира, даже ценой своей жизни. Этому обязывает присяга. Он спасет командира в бою — это тоже веление присяги, воинский долг. Но плох тот командир, который полагается только на требования долга и не заботится о том, чтобы подчиненные уважали и любили его, чтобы каждый его приказ они выполняли не только умом, но и сердцем…

Никто из нас уже не надеялся на успех. Изменилось настроение людей, все стали хмурыми и молчаливыми. На наше счастье, скоро пришла радиограмма с приказом покинуть позицию.

На девятнадцатые сутки плавания мы были в Кольском заливе. В базу входили без салюта, тихо, незаметно. Неприятно возвращаться из боевого похода без победы…

Спустя несколько часов после того как мы сошли на берег, стало известно, что Никифоров отстранен от должности. Суровое, но справедливое решение. Нельзя доверять корабль и жизни людей человеку, который не осознал до глубины души, какое это высокое и обязывающее звание — командир!

Теперь мы гадали: кого нам пришлют вместо Никифорова? Эх, назначили бы настоящего, боевого командира!

Сперва был разговор, что это будет капитан 3 ранга Хрулев с подводной лодки «М-105» — смелый и удачливый командир, на счету которого уже не один потопленный вражеский транспорт. Мы знаем, что подчиненные в нем души не чают. Но Хрулев не захотел расставаться со своим экипажем. Заявил, что лучше в пехоту рядовым, чем на другую лодку. И его оставили в покое.

Настал день, и на нашей лодке появился высокий худощавый офицер. На груди его поблескивали орден Красного Знамени и медаль «За оборону Ленинграда».

Это был Василий Андрианович Тураев.

Мы сразу же почувствовали его твердую руку. Убедились, что он требователен, непримирим к недостаткам и в то же время скромен и сдержан. А за молчаливостью и некоторой замкнутостью матросы быстро разглядели душевность, умение ценить и уважать людей.

Мы все узнали о нем. Родился в 1907 году в деревне Масловке, Воронежской области, в бедной крестьянской семье и рано познал труд земледельца. На флот попал по комсомольскому набору в 1926 году, служил матросом на подводной лодке. Потом окончил военно-морское училище, а перед самой войной — военно-морскую академию. Успешно воевал на Балтике. Подводная лодка «С-12» под его командованием потопила три крупных вражеских корабля. Возвращаясь из последнего похода, «С-12» подорвалась на мине. Под руководствам опытного командира моряки сумели спасти поврежденный корабль и довести его в базу.

Вот какой он, капитан 3 ранга Тураев! Крепко нам повезло! Хотя служить нам, прямо скажем, стало труднее, чем раньше. Теперь мы каждый день выходили на полигон. Новый командир нещадно гонял нас, отрабатывая до мелочей все тактические элементы, особенно срочное погружение.

Раньше мы терпели отдельные «капризы» механизмов и приборов. Тураев потребовал, чтобы ничего такого не было, все на лодке должно работать безотказно, без всякого норова! Дошла очередь и до аккумуляторной батареи. Командир приказал инженер-механику Саваренскому, Тихонову, Мозолькову и мне запереться на сутки во втором аккумуляторном отсеке, выключив вентиляцию, и понаблюдать за батареей. Это были страшные сутки. Мы и не подозревали, что наши аккумуляторы так бурно выделяют водород. Приборы не успевали окислять и незначительную часть его. К концу испытания водорода скопилось столько, что мы чувствовали себя сидящими на бочке с порохом. Приговор был единодушный: батарею на слом!

На лодке установили новую батарею. Это была очень тяжелая работа — выгрузить старые и установить десятки новых элементов, каждый из которых весит не одну сотню килограммов, протаскивая их через узкие люки и горловины. Бригады моряков, возглавляемые Андреем Климовичем Ереминым и мной, справились с делом сравнительно быстро.