— Смирение — паче гордости, Динни. Признаюсь откровенно: виноград оказался для меня зелен. До сих пор не могу себе простить, что отказался от лёгкой жизни. А времени сколько было бы! Вырезай себе модели хоть всех судов на свете, читай газеты и отращивай брюшко. Твоя тётка тоже не устаёт попрекать меня. Как вспомню, чего достигал дядя Катберт своим достойным видом и каким он был на смертном одре, так и вижу всю свою попусту растраченную жизнь и то место, куда я пойду, когда меня вынесут ногами вперёд. А ваш отец постарел, мисс Тесбери?
— Нет, он словно не замечает времени. Но мы ведь живём в деревне, ответила Джин.
— Дело не только в этом. Знаете, как можно назвать того, кто думает, что время идёт, а он сам стоит на месте? Человек, который отжил.
— А вернее, человек, который не жил, — вставила Динни. — Да, я забыла, дядя. Сегодня капитан Ферз неожиданно вернулся к Диане.
— Ферз? Это либо самое страшное, либо самое отрадное, что могло произойти. Эдриен знает?
— Да, я привезла его. Он сейчас там с капитаном Ферзом. Дианы нет дома.
— Ты видела Ферза?
— Я вошла в дом и говорила с — ним, — вмешалась Джин. — Он совсем нормальный, если не считать того, что он запер меня.
Хилери не ответил.
— Нам пора, дядя. Мы идём к Майклу.
— До свидания. Очень признательна вам, мистер Черрел.
— Что ж, — с отсутствующим видом сказал Хилери, — будем надеяться на лучшее.
Девушки сели в машину и покатили к Вестминстеру.
— По-видимому, он ожидает самого худшего! — заметила Джин.
— Ещё бы! Ведь обе возможности так ужасны!
— Благодарю!
Динни смутилась.
— Что ты! Я же не тебя имела в виду, — возразила она и про себя подумала: «Как прочно стоит Джин на избранном пути!»
Около дома Майкла в Вестминстере они наткнулись на Эдриена. Тот позвонил Хилери и узнал об изменении их маршрута. Убедившись в том, что Флёр может принять девушек, он попрощался, но Динни, потрясённая выражением его лица, бросилась вслед за ним. Он шёл по направлению к реке, и девушка нагнала его на углу площади:
— Вы не предпочитаете одиночество, дядя?
— Я рад тебе, Динни. Идём.
Они быстрым шагом вышли на набережную и двинулись вверх по реке. Динни взяла дядю под руку, но молчала, оставляя за ним возможность самому начать разговор.
— Знаешь, раньше я бывал в этой лечебнице, — немедленно начал он. Выяснял, как обстоят дела Ферза и хорошо ли с ним обращаются. Поделом мне, я не заглядывал туда уже несколько месяцев. У меня всегда было предчувствие. Сейчас я звонил туда по телефону. Они хотели приехать за ним, но я не позволил. Какой смысл? Они признают, что последние две недели он был совершенно нормален. В таких случаях они обычно выжидают месяц, прежде чем сообщить родным. Сам Ферз утверждает, что он уже три месяца как здоров.
— Что это за лечебница?
— Просторный загородный дом. Пациентов всего около десятка. У каждого своя комната и свой служитель. Полагаю, что лучшего места не найти. Но оно всегда внушало мне ужас: вокруг стена, утыканная остриями, вид у здания такой, словно в нём что-то прячут. Не знаю, Динни, я, наверно, слишком впечатлителен, но эти болезни кажутся мне особенно жуткими.
Динни прижала к себе его руку:
— Мне тоже. Как он выбрался оттуда?
— Он вёл себя нормально, и они ослабили надзор. Во время завтрака он сказал, что пойдёт полежать, и удрал. Вероятно, заметил, что в это время обычно является кто-то из торговцев, и пока привратник втаскивал мешки, Ферз выскользнул за дверь, добрался до станции и сел в первый попавшийся поезд. Оттуда до города всего двадцать миль. Когда его хватились, он уже был в Лондоне. Завтра еду туда.
— Бедный мой! — мягко сказала Динни.
— Да, дорогая, такова жизнь. Никогда не думал, что придётся метаться между двумя кошмарами.
— У них в роду это не первый случай?
Эдриен кивнул:
— Его дед умер в припадке буйного помешательства, хотя, не будь войны, Ферз мог бы и не заболеть. Впрочем, об этом трудно судить. Подумай, Динни, какая жестокая вещь наследственное безумие! Не верю я в божественное милосердие. Во всяком случае, нам, людям, не дано ни постигнуть его, ни проявлять. Очевидно, бог — это просто всеобъемлющая созидательная сила, изначальная и бесконечная. Мы не вправе слепо полагаться на неё — вспомни о сумасшедшем доме! Нам, видите ли, страшно. А каково несчастным помешанным? Из сознательной боязни мы отдаём их во власть бессознательного ужаса. Помоги им, боже!
— Судя по вашим словам, бог не очень-то им помогает.
— Кто-то сказал, что бог — это помощь человека человеку. При любых обстоятельствах это единственная рабочая гипотеза, оправдывающая его существование.
— А что же тогда дьявол?
— Зло, которое человек причиняет человеку. Только я распространил бы это и на зверей.
— Прямо по Шелли, дядя!
— Хорошо ещё, что по Шелли. Могло быть хуже. Но я вижу, что становлюсь нечестивцем, оскверняющим правоверную юность.
— Нельзя осквернить то, чего нет, мой дорогой. Вот мы и на Оукли-стрит. Хочешь, я зайду? Может быть, Диане что-нибудь нужно.
— Хочу ли я? Ещё бы. Я так благодарен тебе, Динни. Буду ждать тебя здесь на углу.