Читаем В ожидании Догго полностью

Было что-то вдохновенное в этом бесконечном нанизывании одной теории заговоров на другую. Истинному параноику подвластно все. И что совсем хорошо: по сравнению со всем этим моя история показалась скучной и заурядной.

Мы с Догго обходили Серпантин, когда у меня неожиданно возникло желание лечь. Растянувшись на спине в тени большого дуба, я смотрел вверх, пытаясь разглядеть в пологе толстых ветвей и веточек узоры со смыслом. Догго тыкался в меня носом и скакал вокруг. Он вел себя так впервые. Неужели захотел со мной поиграть? Или чувствовал мое плохое настроение и пытался подбодрить? Если так, то это ему не удалось.

– Простите, это ваша собака?

На меня сверху вниз смотрела женщина с золотисто-каштановыми волосами. Выражение ее лица не сулило ничего хорошего. Я с трудом заставил себя сесть.

– Извините, не понял?

Она показала на Догго:

– Ваша собака? Она стянула наш мяч.

Я заметил двух девочек с вельштерьером и мужчину, вероятно, их отца, осторожно подходящего к Догго, который держал в пасти теннисный мяч.

– Ну, будь хорошей собачкой – брось, брось мячик. – Догго отскочил дальше. – Мерзкая шавка!

Я пропустил оскорбление мимо ушей – имели право.

– Не беспокойтесь. Я сейчас верну.

Легко сказать. Я все-таки убедил Догго положить мяч, но как только потянулся за ним, он снова схватил его и юркнул у меня между ног. Мужчина сделал выпад, промахнулся и рухнул на колени.

– Догго!

Я долго гонялся за псом и звал по имени, прежде чем он согласился расстаться с добычей. Хозяин мяча остался глух к моим извинениям.

– Вы должны научить собаку слушаться, – заявил он.

Я повернулся к его дочерям.

– Правда, было весело?

– Да! – в один голос закричали они, радуясь, что посмотрели, как одна маленькая собачонка чуть не загнала двух взрослых дядек.

Я подал их отцу обслюнявленный мячик.

– По крайней мере, не зря провели время.

Догго подошел ко мне, когда мы остались одни. Он ступал медленно, с опаской. Но когда я опустился на колени, прыгнул вперед и позволил завалить себя на бок.

– Все в порядке. Спасибо тебе, приятель.

Пес лизнул меня в лицо, а я шутливо подул ему в шею.

<p>Глава двадцать вторая</p>

Когда утром в понедельник я пришел на работу, на столе меня ждал новый комикс и записка от Джоша: «На выходных кое-что подделал». Я невольно рассмеялся. Остались те же три кадра, но Джош добавил собаку на столе, явно срисованную с Догго! Еще он подправил выражение лица родителей, и теперь глаз больше привлекала реакция пса. Когда ребенок произносил «Макдоналдс», в изумленном собачьем взгляде возникала вселенская тоска, и создавалось впечатление, будто у маленького мудреца уже в печенках сидит эта модная молодая пара (дизайнерские очки отца – новая удачная деталь), жизнь которой никогда не пойдет так, как они планируют.

Эди рисунки понравились. Тристану тоже. Он казался немного не в духе.

– Хорошо провел выходные? – спросил Тристан.

– Неплохо. А ты?

– Что ты затеваешь?

Тристан был не из тех, кто любил поболтать о выходных днях. Он все знал и теперь хотел подловить меня. Я выложил ему все про нашу экспедицию в собачий приют.

– Чья это была идея? – поинтересовался он.

– Моя.

– Эди сказала, что ее.

– Идея была моя. Она спросила, нельзя ли ей составить нам компанию. Тристан, зачем ты затеял этот разговор?

Он придвинулся ко мне вплотную:

– Хочу убедиться, что мы поем с тобой с одного нотного листа. – Тристан настолько уверовал в себя, что не сомневался, что способен запугать меня.

– В чем дело? Я же твой ведомый.

Это ему понравилось – трусливый ответ и подобострастный кивок главному заправиле. Он положил руку мне на плечо, одаряя прощением.

– Расслабься. Просто проверял.

В выходные я испытал сомнения, что поступил правильно, предостерегая Ральфа против Тристана. Но теперь все сожаления исчезли. Я надеялся, что шестеренки завертелись, и Тристан сползает к пропасти. Эди говорила, что знает его с другой стороны. Вероятно, такая сторона и была, но беда в том, что из-за него я хуже думал о ней.

Эди я этого говорить не стал, но попросил сообщать, о чем она его ставит в известность, а о чем нет.

– Он уже дважды требовал, чтобы я держался от вас подальше.

– Дважды?

– В прошлый раз я вам не сказал – во время нашего обеда, это был первый раз.

– Что он вам сказал? – удивилась Эди.

– Сказал, если я завалю вас в постель, он меня уволит.

– Неужели?

– Поэтично, не правда ли?

Эди повернулась и посмотрела на меня.

– Дэн, я не в ответе за его психику.

– А мне всего лишь надо, чтобы меня оставили в покое. Чтобы он не совался со своей мордой, когда я готовлю себе кофе. Неужели это непомерное требование?

– Нет.

– Наверное, будет лучше, если мы перестанем общаться.

– Хорошо, – кивнула Эди.

– Исключительно по работе.

– Могу исключительно по работе.

– Договорились.

Несмотря на отчаянные усилия Догго, после вчерашнего обеда с матерью я не мог избавиться от напряжения. И Эди была не первая, кто ощутил на себе мою раздражительность. Когда утром в автобусе я хотел уступить место, меня наградили презрительной усмешкой.

– Это потому, что я женщина?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза