В ожидании дождя (СИ)

Зато потихоньку чистить вольеры я все же могла. Здесь, в укромном уголке, меня никто не видел, и это немного успокаивало. А вот выходить на улицу с такой физиономией, проходя через весь город, совершенно не хотелось. Но, похоже, придется. Синяки будут сходить еще дней десять, и я не могла позволить себе сидеть без дела. Собравшись с мыслями, я взяла ведро и метлу и направилась к вольерам, стараясь не думать о своих болячках.

— Ну здравствуй, топтыгин. Надеюсь, ты меня не тронешь? — произнесла я, подходя к вольеру с мишкой и открывая загон.

— Давай договоримся. Сначала я чищу одну сторону, потом меняемся местами. Договорились? Блин, кому я это говорю? Он же не понимает, — пробормотала я, наблюдая, как мишка, словно в ответ на мои слова, отошел к левой стене.

— Обалдеть. Вас случайно не дрессируют тут? — удивленно спросила я, глядя на него. — А лапу дашь?

Медведь поднял переднюю лапу, сначала осмотрел ее сам, а потом протянул мне, подушечками вверх — как бы по-нашему, ладонью. Чтобы не обижать его, я аккуратно подошла и обхватила ее обеими руками.

— Какой же ты большой. Вы все тут большие. В моем мире таких не бывает. Одна моя ладонь — как твой коготь. А я трогаю его. Это потрясающе, — говорила я, сначала рассматривая свои действия, а потом подняла голову и встретилась с его умным взглядом. Он внимательно следил за мной, изучая.

— Ты потрясающий, — произнесла я, видя свое отражение в его глазах. Вдруг меня охватило смущение. Мне стало ужасно неловко — и от того, в каком я виде, и от того, что на мне надето. Странное и непонятное чувство по отношению к этому зверю заставило меня задуматься, не съехала ли я с катушек.

— Надо делать работу, — решила я, погладив его лапу напоследок, и принялась за уборку, стараясь отвлечься от своих мыслей и сосредоточиться на текущей задаче.

Как можно убираться в клетке тигра? В данном случае — медведя? Это не просто задача, а настоящее испытание. Особенно когда этот медведь прожигает взглядом твою спину. Я прекрасно понимаю, что он меня не тронет, но мысли о том, как он может разорвать меня на куски, не покидают голову. Бр-р. И ведь не скажешь ему: «Отвернись!» Что теперь, ставить его в угол, как школьника, получившего двойку? Я не изверг, но мурашки по коже бегают табуном.

Смотрю вокруг и понимаю, как же у него грязно. Похоже, в этих амбарах не убирались долго до меня. Толщина этой самой «грязи» — с мой указательный палец, ровным ковром, утоптанным. Количество ведер, которые мне придется вынести, можно не считать. Главное — не замочить на ночь. Как ему тогда ходить? Еще хуже сделает только, переворошив все. Придется пробивать верхний, плотный слой подручными средствами.

Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают. Я взялась за работу, стараясь не думать о медведе и его взгляде. Сосредоточилась на своих монотонных действиях. Каждый раз, когда я наклонялась, чувствовала, как его глаза следят за каждым моим движением. Это придавало мне уверенности, что я не одна, что он наблюдает за мной, как будто мы вместе выполняем эту работу. И пусть это звучит странно, но в этом было что-то успокаивающее.

Через несколько часов я закончила с одной половиной клетки. Устала. Немного передохну, и дальше

— Давай, Потапыч, переходи на светлую сторону, — произнесла я, стараясь придать голосу уверенности. Медведь, как послушный ученик, встал и медленно переместился в другой, чистый угол.

В этот момент я заметила, что цепь натерла его шею до мяса. Сердце сжалось от боли. Как можно так обращаться с животными? Они ведь не просто звери, они разумные существа. В их глазах читается понимание, и это не укладывается у меня в голове. Зачем такая жестокость?

— Миш, ты прости, — произнесла я, чувствуя, как комок подступает к горлу. — Как бы я ни хотела вас всех освободить, я не могу. И раны обработать не могу. Просто нечем. А трав в лесу я так и не нашла. Даже гребаного подорожника…

А если Рада поранится? Как тут с лекарствами? Что ж я такая тупица, ничего не знаю. Совершенно ничего. Слезы сами собой полились по щекам. Я не заметила, как это произошло, и, когда осознала, смахнула их рукавом и отвернулась, стараясь взять себя в руки.

— Хватит думать. Хватит, — сказала я себе, принимаясь снова за работу.

Глава 11

Закончив с уборкой вольера, я оставила рабочий инвентарь у входа. На улице уже царила кромешная темнота, а идти домой не было никакого желания. Вместо этого я отправилась бродить по переулкам города, словно искала утешение в безмолвии ночи. Не думала вообще ни о чем. Ни о возможных последствиях, таких прогулок. Хуже, уже не будет. Ни о том, что Рада станет волноваться. Она и так за меня переживает, как не должна. А учитывая ее возраст, тем более.

Я просто шла. Без цели. Вдоль темных, стремных улиц средневекового города, где каждый шаг отдавался эхом в тишине. Мимо темных окон когда-то работающих мастерских, где сейчас только пыль и заброшенность. Мимо обветшалых строений. Мимо мусора, что кучами лежит вместо бордюра у дороги.