В ожидании Годо

Эстрагон(ценой невероятных усилий наконец снимает ботинок. Смотрит в него, засовывает руку вовнутрь, переворачивает, трясет, смотрит, не выпало ли оттуда что-нибудь, ничего не находит, снова засовывает в него руку. Выражение лица отсутствующее). И что же?

Владимир. Ничего. Дай посмотрю.

Эстрагон. Смотреть тут не на что.

Владимир. Попробуй его снова надеть.

Эстрагон(осмотрев ногу). Пусть немного проветрится.

Владимир. Вот, полюбуйтесь – человек во всей красе: набрасывается на ботинок, когда виновата нога. (Снова снимает шляпу, заглядывает в нее, засовывает руку, трясет, стучит по ней, дует на нее, надевает на голову.) Ничего не понимаю.

Пауза. Эстрагон тем временем разминает ногу, шевелит пальцами, чтобы их лучше обдуло ветром.

Один из разбойников был спасен. (Пауза.) В процентном отношении вполне честно. (Пауза.) Гого…

Эстрагон. Что?

Владимир. Может, нам покаяться?

Эстрагон. В чем?

Владимир. Ну, там… (Пытается подыскать слово.) Да вряд ли стоит вдаваться в подробности.

Эстрагон. Уж не в том ли, что мы на свет родились?

Владимир начинает хохотать, но тут же замолкает, с искаженным лицом схватившись за низ живота.

Владимир. Даже смеяться не могу.

Эстрагон. Вот ведь беда какая.

Владимир. Только улыбаться. (Растягивает рот в невероятно широкой улыбке, держит ее некоторое время, потом так же внезапно убирает.) Только это совсем не то. Хотя… (Пауза.) Гого!

Эстрагон(раздраженно). Ну, что еще?

Владимир. Ты читал Библию?

Эстрагон. Библию? (Размышляет.) Наверное, когда-то просматривал.

Владимир(удивленно). Где? В школе для безбожников?

Эстрагон. Для безбожников или нет, не знаю.

Владимир. А может, ты ее с тюрьмой путаешь?

Эстрагон. Возможно. Помню карту Палестины. Цветную. Очень красивую. Мертвое море бледно-голубое. От одного взгляда на него пить хотелось. Я мечтал: вот там мы проведем медовый месяц. Будем плавать. Будем счастливы.

Владимир. Тебе надо было быть поэтом.

Эстрагон. Я и был. (Показывая на свои лохмотья.) Разве не видно?

Пауза.

Владимир. Так о чем это я говорил… Как твоя нога?

Эстрагон. Опухает.

Владимир. Ах да, вспомнил, о тех разбойниках. Ты знаешь эту историю?

Эстрагон. Нет.

Владимир. Хочешь, расскажу?

Эстрагон. Нет.

Владимир. Так быстрее время пройдет. (Пауза.) Это история про двух злодеев, которых распяли вместе со Спасителем. Говорят…

Эстрагон. С кем?

Владимир. Со Спасителем. Два злодея. Говорят, что один был спасен, а другой… (Ищет подходящее слово.) был обречен на вечные муки.

Эстрагон. Спасение от чего?

Владимир. От ада.

Эстрагон. Я ухожу. (Не двигается.)

Владимир. Только вот… (Пауза.) Не могу понять почему… Надеюсь, мой рассказ тебя не очень утомляет?

Эстрагон. Я не слушаю.

Владимир. Не могу понять, почему из четырех евангелистов об этом сообщает только один. Ведь они все четверо были там, ну, или неподалеку. И только один упоминает о спасенном разбойнике. (Пауза.) Слушай, Гого, ты мог бы хоть для приличия поддерживать разговор.

Эстрагон. Я слушаю.

Владимир. Один из четырех. У двоих других об этом вообще нет ни слова, а третий говорит, что его злословили оба разбойника.

Эстрагон. Кого?

Владимир. Что кого?

Эстрагон. Я ничего не понял… (Пауза.) Кого злословили?

Владимир. Спасителя.

Эстрагон. Почему?

Владимир. Потому что он не хотел их спасти.

Эстрагон. От ада?

Владимир. Да нет же! От смерти.

Эстрагон. И что?

Владимир. Тогда выходит, что на вечные муки были обречены оба.

Эстрагон. Почему бы и нет?

Владимир. Но ведь другой говорит, что один был спасен.

Эстрагон. И что из того? Просто не сумели договориться, вот и все.

Владимир. Они там были вчетвером. А о спасенном разбойнике упоминает только один. Почему же верят ему, а не остальным?

Эстрагон. Кто верит?

Владимир. Да все. Только этой версии и верят.

Эстрагон. Все люди – кретины.