Стены, занавески на окнах и валериановые капли успокоили ее. Она села на табурет.
- Кто гонится? - наконец, спросил я.
- Он...Волк... Я ехала, вижу, у развилки стоит над чем-то... терзает... я газу прибавила, а он за мной... стелется... Еле оторвалась.
- Спокойно, спокойно, - уговаривал я ее и себя. Глупый поросенок в соломенном домике. Почтальонша не волк, почтальоншу можно пустить. Выгнать потом трудно.
Я развел спирт водой и, как есть, теплым и противным, дал почтальонше. Та в три глотка выпила наркомовскую дозу, занюхала косточкой.
Несколько минут мы сидели молча.
- Я обратно не поеду, - твердо и трезво объявила после раздумья почтальонша. - Пусть за мной приезжают.
- Кто?
- Хоть кто. На машине. Охранник есть на почте, с ружьем, пусть и приезжает.
- Чудесно. Письмо ему напишем, или телеграмму отобъем?
- Чего? - лицо расслабилось, вышло из фокуса. Не какой-нибудь спирт, а медицинский. Ректификат.
- Того, уважаемая. Телефона-то в деревне нету. Как покрали провода во второй раз, так и нету, - я говорил от имени всех обиженных селян. Приезжают городские, режут провода и загоняют скупщикам краденого. А у совхоза денег на новые нет. Вас когда хватятся?
- Меня? Ах, да. У меня два отгула, не скоро.
- Давайте, я вас отвезу.
- Отвезете? Вы? - она подозрительно вглядывалась в мое лицо. Скоро начнет насчет глаз, ушей и зубов справляться.
- Сядем, и газанем. Я топор прихвачу.
- Ну, нет. Мне детей поднимать.
- Тогда одолжите мотоцикл, и я сам съезжу в район. На почту, в милицию.
- Мой мотоцикл?
- Да. Я ведь, в некотором роде, зам председателя. Почти
местная власть, - чистая правда. Зампред отделения союза переселенцев.
Она поколебалась, но доверие докторскому халату пересилило. Или ей было наплевать.
- Берите, - она протянула ключ. - Но как же... Он ведь на дороге?
- Обойдется.
Я надел куртку потеплее, захватил кошелек и топор. Несколько вечеров я точил его, и теперь брось на лезвие пушинку
- промахнешься. Тонкое. А пальцы дрожат.
У конторы я без надежды толкнулся в дверь. Не вернулся учитель.
"Урал", поджидая хозяйку, жался к забору. Чувствует, железяка. Вокруг никого, не дергают фартук, не жмут на сигнал.
Черное железо под солнцем было теплым, почти живым.
Давненько не брал я в руки мотоциклов. Медленно, на первой передаче, прокатил я по пустой улице, но за околицей осмелел и дважды не вписался в не самые крутые повороты. Подавил озимые. Чуть-чуть. Но скорости не унял, чувствуя себя Серой Шейкой с внезапно окрепшим крылом. У развилки притормозил. Где мой Юг?
Направо - райцентр, власть, человек с ружьем. Налево - путь на Самохатку, к лабиринтам метро, где, может быть, провалился в хитрую яму учитель и ждет помощи.
Я привстал, огляделся. Вдалеке, по пути в район, мелькало что-то в придорожной лесополосе. Необлетевший куст или еще что-нибудь. Разогнаться как следует, и ура.
Зато по другой дороге, совсем уж далеко, стоял зеленый фургончик.
Геодезисты.
Я неловко отжал сцепление, мотоцикл дернулся и заглох.
Не отводя глаз от мельтешения в посадке, я дергал ногой, запуская двигатель. Закрытый массаж пламенного сердца. Ожило, порадовало. Старательно, как перед комиссией, я поехал к фургону. Зеркало на руле дрожало, и вместе с ним дрожало все позади. Некогда оглядываться.
Перед самым фургоном путь перегородила та же распоротая железнодорожная колея. Насыпь, невысокая нигде, здесь оказалась вообще вровень с землей, но я заглушил двигатель. Ножками дойду. Пешочком.
Фургон оказался тихим, кабина водителя - пустой. я постучал в стену:
- Кто-нибудь!
И стук, и голос казались жалкими, слабыми.
Я обошел жилище на колесах, понюхал выхлопную трубу.
Сутки не грелась. Или нет. Откуда мне знать.
Я порыскал вокруг, пока не наткнулся на отхожее место.
Вот в этом я специалист, дерьматолог. Пудр-клозет. Самому свежему дерьму не меньше суток.
Конечно, это ни о чем не говорит. Работа у людей подвижная, вольны оправляться, где хотят. Но...
Я вернулся к фургону, такому прочному, солидному.
Наф-Нафа дома не оказалось.
Мотоцикл меня признал, завелся сразу, и я потрясся назад.
Разумеется, можно и в таинственное подземелье спуститься, и в район сгонять, но я боялся. Теперь у меня было оправдание перед самим собой: исчезну я - исчезнет еще несколько человек. Один уж точно. Филипп.
* * *
Юлиан бежал, прижимая груз к груди, будто ребенка. Чертово семя, какой тяжелый.
Пули начали спеваться, но он успел, добежал до лесной полосы, вломился в кустарник, упал - обрывисто, нырко, и откатился в сторону, ищи, не ищи одно.
Ползком он вернулся к краю полосы, выглянул. Темные фигурки копошились вокруг машины, ветер доносил яростные "хальт" и "хенде хох". Десант. Ищут. Груз? Короткая очередь.Добили кого-то. Лейтенанта, Ивана рязанского? Ленчика с Иваном уральским достал пулемет, когда они сбрасывали второй ящик. Очередью посекло и груз - когда лейтенант, сорвав никчемные пломбы, открыл ящик, то увидел расколотый сосуд белого металла, из которого сыпался порошок, пахнущий аптекой и грозой.
Уцелевший груз лейтенант дал ему, Юлиану. Любой ценой вернуть в часть. Любой. Где ж ее взять, любую?