В ожидании неизбежности

Оранжевый диск солнца коснулся своим брюхом линии горизонта, а бой Кухулина с Фердиадом все не прекращался. Хоть и было это тренировочное сражение между друзьями, нашедшими друг друга в любви к воинскому мастерству и ненависти к войне, оба устали, словно действительно побывали в настоящей кровопролитной сечи. Кровь, кстати, один раз усе же пролилась – раны на оторванных пальцах немного вскрылись, и Фердиаду пришлось их обрабатывать и перебинтовывать. Сделали перерыв, и во время перевязки Джон и Серый глаз словно пообедали перепелками, которые Кухулин принес из деревни.

Это было в четыре часа по полудни, как отметил Джон, взглянув на часы.

А сейчас наступали сумерки, и друзья по-оружию решили закончить тренировку.

– Что ж, ты угостил меня, храбрый Кухулин, теперь мой черед, – улыбаясь, сказал Джон, – согласен ли ты отведать копченную крольчатину, приготовленную белым человеком?

– Ты достойный воин, Джон Фердиад, из твоих рук я приму пищу белых людей.

Позже, когда мясо было съедено и запито виски из фляги англичанина, а в костер подкинуто несколько охапок веток, Джон спросил у Кухулина.

– Скажи мне, о доблестный представитель краснокожего племени, почему мы так возненавидел войну, в любом ее проявлении? – Фердиад икнул и хмельным взглядом посмотрел на сидящего на другой стороне костра индейца.

Кухулин, тоже весьма пьяный, ответил тем не менее с присущей ему серьёзностью.

– Помнишь начало заселения этих краев? До вас тоже должны были доходить слухи о бесчинствах и расправах, которые устраивали белые люди, вырезая и расстреливая целые племена индейцев. В одной такой резне белые чужеземцы истребили всю мою семью: отца, мать, жену, дочь и сына. Я был на охоте, поэтому, вернувшись в деревню, нашел лишь их трупы. В ту же ночь я вырезал всех колонистов, вставших лагерем возле нашего стойбища. Всех убил. И мужчин, и женщин, и младенцев. Просто прокрадывался в палатку и перерезал горло. И так, пока не осталось никого. Я думал, что убью и себя, но в туманном бреду, в который я впал из-за ярости и отчаяния, я попал на берег реки, – Кухулин замолк и сделал затяжной глоток из фляги, – это был край жизни, место откуда отправляются на каяках все индейцы в страну предков. Там я увидел всю свою семью: и отца, и мать, и жену, и дочь, и сына. Они смотрели на меня с такой укоризной в глазах. Но я не понимал! Я ведь отомстил за них! Но их взгляды отрезвили меня… – он закрыл глаза, – а когда открыл, Фердиад не поверил своим: по щеке могучего Кухулина текла слеза, – после этого я перестал убивать. В эту деревню я пришел угнетенным. Здесь мне дали кров, а взамен я сражаюсь за них… но не убиваю. Просто оглушаю врагов, их скальпы остаются при них.

Серый глаз замолчал.

Фердиад смотрел на пламя огня, его языки плясали в сгущающихся сумерках, на пойму реки опускалась ночь. Джон лег поближе к костру.

– А я возненавидел войну, потому что устал смотреть на кровь и трупы. Устал забирать чьи-то жизни, мне не принадлежащие. Я бы закрыл глаза, но с закрытыми глазами ведь не наносят смертельные удары… звучит, будто это произнес трус. Но я не таков. Я просто устал убивать.

– Это честная причина, – ответил Кухулин, все еще сидевший, скрестив ноги, – я понимаю тебя.

– Еще по глотку?

– Не откажусь.

И они выпили.

– Ответь мне, Кухулин, отчего ты так хорошо говоришь на моем языке?

– Я тебе уже говорил. Меня обучил белый миссионер.

– Если ты так хорошо говоришь на языке Англии, почему же в ту ночь вел себя, будто чурбан необразованный?

– Я не знал тебя. Так легче. Белый человек сразу думает, что чероки глупый и вреда н причинит. Этому меня научил миссионер.

– А где он сейчас, этот твой учитель?

– Не знаю. Из этой деревни он ушел в прошлом месяце…

– И как его звали?

– Джонатан Швейцер. Хороший человек. Такой, как ты…

Джон взглянул вопросительно.

– Тоже устал от войны, – пояснил Кухулин, – он был старый и говорил, что ему опротивело оружие. А вот его товарищу, Кристиану Винчестеру, который тоже жил у нас, оружие нравилось.

– Да? И кто же этот Винчестер? – осведомился Фердиад, подставляя костру подмерзшие ноги.

– Он поддерживал мистера Швейцера в его миссионерских делах, но при этом был не прочь и пострелять по диким зверям. Именно он обучил чероки многим премудростям в обращении с пушками, ружьями и мушкетами.

– Он ушел вместе с миссионеров?

– Нет. Однажды он напился и пошел бродить по окрестностям. Это было ночью, поэтому его уход раскрылся лишь утром. Его нашли в канаве в миле от деревни. Он упал в гнездо гремучек. А сонные змеи очень злые…

– Ясно, чем все закончилось…

– Да… Швейцер очень опечалился, поэтому и покинул нас. Вождь, шаман и многие другие чероки тоже расстроились из-за гибели Винчестера, они недолюбливали моего учителя, но симпатизировали его другу. Поэтому мало кто знал английский язык, зато почти все научились пользоваться оружием белых.