Читаем В ожидании счастливой встречи полностью

Фомичев и в Москве всем, как говорится, в зубах навяз. Сколько нервотрепки причинил он. Достаточно вспомнить историю с перевалочной базой в Уптаре. Два раза перекраивали проекты. Если бы не сэкономил и не перекрывал планы по строймонтажу, то не удержаться бы Фомичеву — подмяли.

С другими начальниками строек проще. Бывает, и план лопнет — люди умеют выйти из положения: находчиво, грамотно, технически обоснуют, доказательно распишут — и себя оправдают, и других не подведут. Сами не могут, попросят — идут навстречу. Фомичев же ни у кого ничего не просит — требует. В прошлой отчете с Колымы явно сквозила тенденция обвинить главк в нерасторопности поставки оборудования для бетонных заводов. Главк помнит и другой, и третий случай. Неспокойный человек, что и говорить. Если уж сейчас не вытянет свое «самовольное» решение — покатится голова.

А сколько было переписки и с главком, и с институтами. Сколько извели чернил, бумаги. Всю эту переписку монтажники знали назубок. Ведь Галя регистрировала письма и телеграммы не только из Ленинграда, но и из Москвы, и от заводов-поставщиков, да и некоторые сугубо, казалось бы, частные переписки. Фомичев и не сомневался, что монтажники знают содержание и последнего письма, только вид делают, что все шито-крыто.

Теперь уже, как говорит Иван Иванович, карты розданы — идем ва-банк, чья карта бита — скажет паводок. А пока надо слушать и делать так, как говорит Фомичев. Если полетит голова начальника стройки — радости мало. Этого никак нельзя допустить. Просто невозможно. И без моста дальше так жить, тай строить нельзя.

Жильцов снова повторил:

— Тумбы давай!

— А что, разве не привезли? Погоди. — Фомичев тут же развернулся к газику.

Газик, словно застоявшийся конь, не стоял на месте. Шофер ездил взад-вперед, чтобы не схватило смазку и резину.

Егор видел, как Фомичев рванул дверку, сел в машину и укатил. Крайнов поглядел на Жильцова, покачал головой, но ни слова не сказал, передал ключ Брагину и пошел поглядеть, что там Валерий вытворяет. Ну так и есть — застропили укрупненную ферму.

Крайнов обошел вокруг груза, посмотрел строповку: ничего не скажешь, все как надо застропалено, даже деревянные «закуски» под тросы подложены, чтобы не передавливало стропы. Вылет стрелы предельно нормальный. Все по-хозяйски, без сутолоки. Парни работают осмотрительно. Валерий еще проверил на гаке замок, спрыгнул на землю, виновато потоптался, взглядывая на Крайнова.

— Ну, что, все готово? — спросил Крайнов. — Если готово, Котов, пробуй, поднимай.

Валерий поднял руки над головой, свистнул соловьем-разбойником.

В ответ кран крякнул коротко, три раза. Крайнов только сейчас заметил, что на Валерии полушубок нараспашку и ни одной пуговицы.

— Вот охламон, — вырвалось у Тимофея Никаноровича.

Он подошел к звеньевому и сунул Валерию свои меховые новые рукавицы. Валерий, не спуская глаз с крановщика, взял мохнашки.

— Вира по малой! — Валерий хотел показать руками, сколько по малой, и тут ему помешали рукавицы, он отшвырнул их в сторону, показал, насколько приподнять груз, покрутил рукой в воздухе, выждал, когда ферма оторвалась от земли и замерла на уровне глаза, и снова покрутил рукой в воздухе — кран крякнул и понес «марку» по воздуху. Парни, поймав болты, гайки и ключи, бросились встречать конструкцию.

Часа через два, тяжело отдуваясь глушителями, на плотину вернулись машины-платформы, груженные бетонными тумбами. Вслед за ними прибежал и газик Фомичева. Разгоряченный Фомичев, без шапки, вышел из машины, но, схватившись за уши, сунул голову в дверки и уже в шапке, отойдя от газика, крикнул Жильцова. Егор показался из-за фермы. Фомичев подошел к нему.

— Ты извини меня, Егор Акимович, за задержку тумб.

— Ничего, бывает промашка, — ответил бригадир и, не оглядываясь, пошел к крану.

Фомичев подозвал шофера, что-то сказал ему. Газик развернулся, а Фомичев подошел к монтажникам.

Егор разгружал тумбы, с колес выставлял под конструкцию свое изобретение и, не замечая ни ветра, ни сковывающего душу мороза, ловил зазоры. Он даже сбросил рукавицы, и только совместил оси, как совпали отверстия и тут же болтами прошили пояс.

— Теперь можно и задымить, — подобрел бригадир. — Пошли, ребята, покурим.

Расходилась каждая бригада в свою будку — обогревалки. Парни по дороге тузили друг друга кулаками, грелись. Пришли, и на столе щи горячие в тарелках дымят, запах кофе в носу щекочет. Егор удивился. Хорошо! Похлебать горяченького, брюхо погреть, в самый раз обед. В дверях замешкался с пустыми бочками-термосами шофер Фомичева.

Валерий мигом управился с двумя тарелками щей, попросил еще добавку, а потом выскочил из-за стола, рукавом смахнул со лба пот и выдернул рубильник. «Козел» сразу сник — спираль почернела, из-под пола в щели белыми струйками полез мороз.

— Валерий! Ну что ты выкаблучиваешься. Если разжирел, сними ремень, — зашумели те, что подальше сидели от «козла».

— На работе мерзнете, едите — потеете, — Валерий налил из ведерного чайника кружку и поставил на порог студить. — А вон Егор Акимович, наоборот, замерз за столом, ложку удержать не в силах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Вдова
Вдова

В романе, принадлежащем перу тульской писательницы Н.Парыгиной, прослеживается жизненный путь Дарьи Костроминой, которая пришла из деревни на строительство одного из первых в стране заводов тяжелой индустрии. В грозные годы войны она вместе с другими женщинами по заданию Комитета обороны принимает участие в эвакуации оборудования в Сибирь, где в ту пору ковалось грозное оружие победы.Судьба Дарьи, труженицы матери, — судьба советских женщин, принявших на свои плечи по праву и долгу гражданства всю тяжесть труда военного тыла, а вместе с тем и заботы об осиротевших детях. Страницы романа — яркое повествование о суровом и славном поколении победителей. Роман «Вдова» удостоен поощрительной премии на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР 1972—1974 гг. на лучшее произведение о современном советском рабочем классе. © Профиздат 1975

Виталий Витальевич Пашегоров , Ги де Мопассан , Ева Алатон , Наталья Парыгина , Тонино Гуэрра , Фиона Бартон

Проза / Советская классическая проза / Неотсортированное / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Пьесы