В ожидании зимы

Дарёна последовала её совету. В узелке у неё была сменная рубашка, вышитая более скромно, а вместо своего богатого плаща она соорудила себе накидку из распоротого мешка из-под муки.

«Ну, как?» – спросила она.

«Сапоги, – сказала Цветанка. – Шибко хорошие».

Разувшись, Дарёна озадаченно рассматривала свои сапоги, украшенные бисерной вышивкой и жемчугом.

«Не идти же мне босиком…»

Без лишних разговоров Цветанка взяла их у неё и отрезала ножом расшитый верх голенищ – Дарёна только ахнула, да было поздно.

«Всего-то делов – украшательства убрать, – хмыкнула воровка, вручая ошарашенной Дарёне получившиеся чёботы. – На, щеголяй!»

Первое время Цветанка неприметно присматривала за ней, пока та пела на рынке: мало ли, кто пристанет! Когда появился Ярилко со следами синяков на злющей роже, оставшимися от той драки в корчме, воровка насторожилась, готовая снова вступиться за Дарёну, но воровской атаман прошёл мимо, даже не глянув на певицу. Значит, усвоил урок.

Местные скоморохи прозвали Дарёну Княгиней – за горделивую осанку и лёгкий налёт сословной спеси; впрочем, то, что они считали спесью, Цветанке казалось вполне естественным чувством собственного достоинства. Наладить дружбу с другими певцами и плясунами у Дарёны не сразу получилось, долгое время она держалась особняком, не давая себя, впрочем, в обиду. «Весёлые люди» тоже не с первого дня приняли её: слишком Дарёна от них отличалась – и исполнительскими качествами, и манерой держаться. Подаяние она принимала величественно, как нечто само собой разумеющееся и законно причитающееся ей, не пресмыкалась, не низкопоклонничала перед слушателем и пела как будто для собственной забавы, а не ради заработка. Скоморохи, если им плохо подавали, сворачивали выступление, а для Дарёны деньги, казалось, совсем не имели значения, и эти её отличительные особенности в конце концов начали привлекать к ней слушателей. Она была непривычной, иной, а значит – интересной. Даже, пожалуй, диковиннее медведя, выученного плясать под скоморошью дуду.

Насмешники и злопыхатели, впрочем, находились. Однажды Дарёну закидали грязью и навозом, при этом дразнясь высунутыми языками и показывая пальцем:

«Княгиня – на спине горбина! Мякиной набита, соломой подпоясана!»

Сделали это какие-то совершенно незнакомые Цветанке люди, среди которых были и мужички в возрасте, и молодые хлопцы. Воровка не исключала, что за всем этим мог стоять злопамятный Ярилко, а потому набросилась на них зверем, раздавая тумаки направо и налево, и ожерелье придавало ей сил и быстроты. Насмешники не ожидали нападения – кто-то бросился наутёк, кто-то попытался дать отпор, но испугался внушительного Цветанкиного ножа. Выкрики «княгиня – на спине горбина» ещё продолжались, когда вдруг повеяло ужасом… Толпа шарахнулась в стороны от чёрного всадника на вороном коне.

«Кто тут порочит княжеское звание?» – грозой прокатился холодный голос.

Засвистел кнут – и на лицах, на руках людей взбухли кровавые полосы от его шипов. Досталось и насмешникам, и ни в чём не повинным зевакам. Это был княжеский соглядатай, следивший за порядком и высматривавший запрещенные вышивки с «солнечными знаками». В последнее время такие люди появлялись редко, и тем страшнее казался каждый их набег – как гром среди ясного неба. Они были великолепными наездниками, головы умели рубить прямо с седла, обладая полномочиями без суда и следствия казнить провинившихся. Следом за свистом кнута сверкнул меч, и под ноги Цветанке подкатилась белобрысая голова молодого парня, особенно усердно кричавшего дразнилку. Застывшая маска смерти, кровоточащий срез шеи… Тошнотворно-тёплая волна дурноты подступила к горлу Цветанки, но она, с усилием проглотив мерзкий ком ужаса, поспешила вытащить несчастную, закиданную грязью и навозом Дарёну из средоточия переполоха, пока её не затоптала толпа и не заметил чёрный каратель.

Дарёне потребовалось несколько дней, чтобы оправиться – то ли от унижения, то ли от устрашающего вида чёрного всадника и пролитой им крови. Прозвище «Княгиня» после этого случая кануло в небытие: люди опасались возмездия властей. Цветанка так и не смогла выяснить, кто стоял за этим гряземетанием – может, скоморохи-соперники, а может, и Ярилко тех насмешников науськал. С него такое вполне могло статься.

Даже в простой одежде Дарёна оставалась собой. Скромную рубашку она носила, как княжеское одеяние, а с коромыслом от колодца шествовала неспешно, как с прогулки: вода в двух вёдрах лишь сонно колыхалась, а через край не падало ни капли. Цветанка неизменно ловила ртом воздух от накатывавшего сердцебиения, предвкушая увидеть дома светлую и спокойную, всегда приветливую хозяйку, которой Дарёна исподволь становилась, взяв на себя почти все домашние хлопоты. По какому-то неписаному закону Цветанке всегда доставалось место во главе стола, да и обходилась с нею Дарёна как с главой семейства – уважительно и ласково, безмолвно благодаря каждым движением, каждым взглядом за предоставленный кров и защиту.