В парализованном свете. 1979—1984

— Да в Центре Управления, — просто и весело ответил Тонику новый знакомый, улыбнувшись какой-то слишком уж доброй, открытой улыбкой.

— Управления чем? — поинтересовался Тоник.

— Да, собственно говоря, всем… Вот…

Он расстегнул герметический клапан нагрудного кармана, извлек оттуда еще-более белую, чем носки, чистую карточку и автоматическую ручку в виде сильно вытянутой стальной капсулы.

— Вот мой телефон. Звоните в любое время. Зовут меня Александр Григорьевич…

— Чудной какой-то у вас телефон, — сказал Тоник, разглядывая карточку. — Всего три цифры. Местный, что ли? В Москве-то семизначные номера…

— В Москве? Там я часто бываю, — заметил Александр Григорьевич. И добавил: — Вам по этому телефону всегда ответят. Вам тоже, — приветливо обратился он к Антону Николаевичу. — Если что понадобится…

— А другим? — спросил Тоник. Александр Григорьевич, казалось, замялся.

— Другим не всегда.

— И где же, извиняюсь, находится это ваше управление?

Духарное какое-то нашло на Тоника настроение.

— Вы только позвоните, я машину пришлю.

Тут уж Тоник не выдержал.

— Ты чё, стронцо, выдребываешься? — взорвался он. — Машина. Управление… Ва фан куло! Понял?

В ответ гость только снисходительно улыбнулся и как бы вполне дружески взял Тоника за руку, словно желая отвести его в сторону и спокойно все объяснить.

— Дурак, что ли? Ненормальный? Пусти! Больно!!!

Тоник вскрикнул. Пальцы его будто зажало в тиски. Он начал медленно оседать прямо на пол, но Александр Григорьевич столь же легко и непринужденно удержал его, вывернул руку Тоника ладонью вверх, заинтересовавшись вдруг причудливым расположением линий.

— Это какая? Да, правая. Хорошо. Правая не меняется в течение жизни… Ну вот… Склонность к искусству… Любовь к путешествиям… Знатное происхождение… Маркиза… Скорее всего, итальянская… Да, совершенно точно: итальянская маркиза в роду… А теперь давайте вы… Хотите?

Антон с опаской протянул внезапно взмокнувшую ладонь.

— Жить вам осталось… Хм!.. Семейная дама… Вам сколько, сорок два сейчас?.. Давайте-ка левую… Благородным происхождением не отличаетесь… В роду имеются кочевники арабы, возможно турки… К искусству глухи… К наукам…

Платон нетерпеливо ерзал в продавленном кресле, тряс головой, посмеивался.

— Ну уж и мне заодно. Кхе!..

Александр Григорьевич с удивлением взглянул на него, провел тонкими, длинными пальцами по высокому покатому лбу, прорезанному глубокой морщиной.

— Вам-то зачем, Платон Николаевич? — сказал он как бы даже с укором, как о неуместной шутке.

Как старому знакомому, с которым имел давние, неплохие, но и совсем не простые отношения.

— Давайте, мужики, садитесь за стол. Суп вскипел, — звал Тоник.

Сытый обед разморил мужчин. Антон Николаевич чуть не заснул прямо за столом. Тоник предложил всем прилечь на часок вздремнуть, и лыжники разбрелись по дому, устроились кто где сумел.

34

В Будапешт Тоник отправился вместе с Платоном. На самолете. Платон по-быстрому оформил его своим секретарем. У писателей есть такое право. На Тонике был теперь синий блейзер, усы он сбрил, одолжил у Антона на время поездки кожаное пальто и выглядел в большом порядке — кого ни спроси. Легкий, элегантный полуспортивный стиль. Во всяком случае, рядом с Платоном в его старомодном потрепанном балахоне с накладными карманами, какой небось уже и в скупку не примут, Тоник смотрелся как настоящий писатель, а Платон был при нем чем-то вроде дядьки, то есть сопровождающего лица. На границе Тоника пропустили сразу — он не вызвал никаких подозрений, а у Платона тут же перерыли весь чемодан. Пограничник долго сверял фотографию в паспорте с его лицом. Такое могло сложиться впечатление, что лицо Платона пограничнику не понравилось. Лицо или фотография. Возможно, то и другое.

Еще не рассвело. Пограничник сидел на дне гулкого короба аэровокзала в застекленной будке, светящейся изнутри зеленовато-голубым, призрачным светом. У Платона был вид настоящего диверсанта, и пограничник, естественно, сомневался в подлинности документа. Платон нервничал. Лоб взмок. Усики прыгали. Тоник тихо сказал пограничнику:

— Он со мной, — и только после этого Платона пропустили.

Интересно, что бы он делал без Тоника?

Прилетев в Будапешт, высадившись и подкатив к зданию, стоящему на краю огромного поля, они оказались в аэровокзале, аэрозале или аэрохолле — в помещении, стало быть, где выдают багаж. Платону все не стоялось, не сиделось на месте. Егозил, нервничал:

— Нас должны встречать! Нас должны встречать!..

— Раз должны, значит, встретят, — рассудил Тоник.