В парализованном свете. 1979—1984

Миновав гостиную с чучелом медведя, Андрей Аркадьевич привычно пригнулся, чтобы не задеть головою о косяк, и оказался в небольшой зале. Стены ее были затянуты розовым шелком, с потолка свисала искрящаяся огнями люстра, вдоль одной из стен тянулся застекленный шкаф темного дерева, содержавший богатые запасы посуды, вдоль другой — несколько полок со всевозможными причудливыми бутылками. Инстинкт не обманул опытного информатора. Он пришел именно туда, куда стремился. Посредине стоял овальный стол с разнообразной едой, судя по всему недавно накрытый, а рядом, на столах поменьше, теснились уже откупоренные бутылки, рюмки всех сортов и калибров, хрустальные вазы, пирамиды чистых тарелок, корзинки с хлебом и фруктами, подносики с вилками, ножами, ложками, и все это художественно перемежалось какими-то цветными баночками с фирменными наклейками, коробочками, лоточками, графинчиками и пузырьками.

Андрей Аркадьевич прислушался, но в доме стояла полная, даже пугающая какая-то тишина. Он взял чистую тарелку, подцепил вилкой куриную ногу, обтянутую поджаристой, хрустящей корочкой, ухватил несколько стебельков свежей зелени, а также огромный, без единого изъяна помидор и, примостившись на краешке стула, принялся за еду. Несколько утолив голод, он потянулся к соседнему столику, настороженно оглянулся, словно опасаясь быть застигнутым врасплох, и налил себе неполный бокал из самой красивой бутылки. Потом, уже осмелев, стал пробовать все подряд, на чем ни останавливался взгляд.

В это время в залу совершенно бесшумно вошел представительный мужчина с тщательно расчесанными на косой пробор вьющимися волосами. Посадка головы у незнакомца была гордая, и держался он, пожалуй, даже чересчур высокомерно, так что поначалу Андрей Аркадьевич принял его за официанта, но уже в следующую минуту, когда вошедший с хозяйским видом, капризно оттопырив губу, отчего лицо его приобрело брезгливое выражение, ковырнул себе ложкой черной икры и отделил ножом кусочек масла, Андрей Аркадьевич понял, что непростительно ошибся.

— Вы здесь живете? — набравшись смелости, спросил он.

— В Голубой комнате, — ответил товарищ, мелкими, умелыми движениями намазывая масло на хлеб.

— На первом этаже?

— Да, наверху нет ничего приличного.

— А я вот только что приехал.

— И где вас поселили?

— В Дубовой.

— Ну ничего. Правда, маловата. Лучшая комната здесь — Голубая. Потом идут Каминная, Янтарная, Гобеленовая, Эвкалиптовая, Зеркальная…

— Что вы! У меня великолепные апартаменты. Такой простор. Признаться, я никогда еще так не жил.

— Посмотрели бы вы остальные. Можем зайти ко мне после ужина.

— Благодарю вас… — Андрей Аркадьевич смешался. — Разрешите представиться. Сумм Андрей Аркадьевич. Переводчик.

— Виталий Евгеньевич…

Незнакомец протянул руку.

Выглядел он настолько же моложе Андрея Аркадьевича, насколько и солиднее, и было в его облике нечто такое, что заставило Андрея Аркадьевича воздержаться от дальнейших расспросов. Он вдруг почувствовал, что робеет перед Виталием Евгеньевичем, что высокое положение Виталия Евгеньевича позволяет задавать любые вопросы, тогда как Андрею Аркадьевичу задавать их не всегда и прилично.

— В книге почетных гостей расписались? — поинтересовался Виталий Евгеньевич.

— Как вы сказали?

— Ну там, у входа.

Ни в какой книге Андрею Аркадьевичу расписываться, конечно, не предлагали. Он решил, что Виталий Евгеньевич принимает его за более значительное лицо, чем то, каковым он на самом деле является, и постыдился признаться, что попал сюда по счастливой случайности, если только не по счастливому недоразумению. Виталий Евгеньевич взял еще немного икры и плеснул минеральной воды в широкий хрустальный стакан.

— Я, собственно, из Института химии. Занимаюсь информацией.

— Это теперь модно.

— Приехал вот на химическую конференцию, хотя сам и не химик.

— Я тоже не химик, — сказал Виталий Евгеньевич. — И тоже на конференцию. Нас должно быть здесь трое таких. Вы случайно не академик?

Андрей Аркадьевич покраснел.

— Профессор?

— Я лауреат Государственной премии, — сам не желая того, вдруг выпалил он и покраснел еще больше, чуть не сгорев со стыда.

— Говорили, какой-то академик приедет.

Виталий Евгеньевич зевнул, прикрыв рот ладошкой.

— Академик не приедет. Меня поселили вместо него.

— И какой же информацией вы занимаетесь, если не секрет?

— Дискретными переводами. Может, слышали?

Виталий Евгеньевич скучающим взглядом обвел залу, как-то очень уж неопределенно кивнул, тогда как Андрей Аркадьевич почувствовал себя едва ли не юнцом рядом с этим пресыщенным, важничающим господином.

— Лунинская система. Не могли не слышать.

Был превзойден некий предел реальности и правдоподобия, после чего Андрей Аркадьевич уже вновь воспринимал окружающее с изрядной долей иронии, как если бы кто-нибудь из школьных друзей, вздумав над ним пошутить, специально построил все эти нелепые, причудливые декорации. И вот, обнаружив обман, хотя и не понимая еще до конца, в чем он заключается, Андрей Аркадьевич начал подыгрывать, делая вид, что верит, будто все происходящее с ним — это правда.