В парализованном свете. 1979—1984

Последующие несколько дней Институт химии только тем и жил. Одни утверждали, что Непышневский окончательно свихнулся. Другие — что причиной всему зависть: Непышневский старше, имеет много научных публикаций, а его никуда не выдвигают. Третьи вспоминали азиатский обычай вешаться у входа в дом своего врага. Четвертые пытались выяснить, какой камень и когда мог положить за пазуху миролюбивый, тихий, скромный теоретик. Пятые, шестые и седьмые, отойдя подальше в сторонку, признавали, что по существу Непышневский совершенно прав, как, впрочем, и Сергей Павлович, почти демонстративно покинувший зал заседаний, а вот по форме… Восьмым, девятым и остальным страсть как не терпелось узнать, что же думают по поводу разыгравшегося скандала первые семь.

Неожиданное выступление Непышневского на торжественном заседании ученого совета вызвало новую волну слухов. Зарождаясь главным образом в недрах Правой лаборатории, они переползали в другие комнаты, отделы, подразделения. Вот и ненормальное, антиобщественное поведение старого теоретика пытались объяснить вредным действием тех же кротонов и кетенов, с которыми без зазрения совести продолжали работать степановцы, ничуть не заботясь о соблюдении правил техники безопасности. Кажется, всем уже было ясно, что дело здесь нечисто, однако Никодим Агрикалчевич от имени идеологической институтской комиссии со всей беспощадностью разоблачал и пресекал любые заявления подобного рода. Чем более запретным, впрочем, становился плод, тем слаще казался он тем, кто не сомневался в существовании прямой связи между гибелью Аскольда Таганкова, непостижимым, невиданным за всю историю института поведением Непышневского, именно в один из тех дней заходившего зачем-то в Левую лабораторию, и рискованными опытами, проводимыми сотрудниками лаборатории Сергея Сергеевича Степанова.

Ко всему этому добавилась еще нечистая связь профессора Степанова со своей аспиранткой, ставшая вскоре предметом самого пристального внимания со стороны институтской общественности. Сергея Сергеевича неоднократно видели с ней вместе в укромных уголках парка, возле старинной церкви Петра и Павла, а также в лесу. На виду у всего институтского коллектива они обменивались красноречивыми «гнилыми» взглядами, худели, бледнели и вели себя так, будто их души, в отличие от тел, все еще, слава богу, находящихся пока на пристойном расстоянии одно от другого, бессовестно слились воедино.

Тут важно отметить, что большинство участников этих кулуарных и факультативных обсуждений было определенно на стороне Сергея Сергеевича. Мужчины жалели его. Женщины жалели его жену и осуждали любовницу.

Тем временем в Правой лаборатории учащались случаи обмороков, ослабления сердечной деятельности, выцветания глаз. Народ волновался и дискутировал. Люди подогревали друг друга разговорами, нервничали, по любому поводу затевали ссоры, жаловались начальству. Игорь Леонидович не узнавал свой отдел. Он успокаивал сотрудников обещанием лично во всем разобраться, несколько раз звонил в Институт токсикологии, чтобы узнать, не готовы ли результаты проверки, отправил пятерых самых активных жалобщиков в очередной отпуск, выхлопотав им бесплатные профкомовские путевки, и наконец вызвал к себе Сергея Сергеевича Степанова для объяснений, когда из Института токсикологии пришел официальный ответ.

— Вот, полюбуйтесь! — неистовствовал Триэс, потрясая письмом. — Они утверждают, что кротоны ядовиты. Кто бы тогда, интересно знать, рекомендовал их в качестве пищевых консервирующих добавок?

— А крысы?

— Какие там крысы! Поданным Института охраны насекомых и грызунов…

— Мы-то, Сергей Сергеевич, — перебил его начальник отдела, — прежде всего должны думать о людях…

— Да вы вспомните, сколько было испытаний, проверок. Кстати, они ничего не сообщают о концентрациях. Ведь уморить крыс можно разными способами. Может, их просто перекормили?

— Не будем попусту тратить время. Тему придется закрыть.

— Закрыть только потому, что кому-то не нравится запах веществ, с которыми мы работаем? Это что же получается? Волюнтаризм? Сначала Таганкова отобрали, теперь тему закрываете…

— Вы со словами поосторожнее, Сергей Сергеевич… Зачем вы так? Ну зачем? Не нужно передергивать. В ваше отсутствие Владимир Васильевич попросил меня решить этот вопрос…

— И вы решили его. За счет моей лаборатории. Соседей-бездельников небось тревожить не захотели. Воспользовались ситуацией. За Таганкова-то некому было заступиться.

— Как заведующий отделом я имел право и без вас… — зазвучали ледяные нотки в голосе Сироты.