В парализованном свете. 1979—1984

— Вам еще предстоит…

Не окончив фразы, Сергей Павлович как-то слишком уж резко повернулся и, даже не попрощавшись, заспешил куда-то.

ГЛАВА XV

1. БЕЗОБРАЗНАЯ СЦЕНА

Эта случайная встреча в парке несколько приободрила Триэса, хотя ничего определенного, обнадеживающего или тем более утешительного Сергей Павлович ему, в общем-то, не сообщил. Но так устроен человек, что в темные периоды своей жизни он воспринимает как щедрый подарок судьбы уже простое слово участия, мимолетную доброжелательную улыбку.

Трудные настали времена. Распахнутая настежь дверь в фантастический мир, подаривший ему юношескую легкость и вдохновенные часы, вдруг захлопнулась, но и прежней спокойной жизни больше не существовало. Точно они с Инной вернулись из Приэльбрусья не к домашним очагам, а на пепелище. Все менялось в худшую сторону, и на что мог он теперь рассчитывать? На какие перемены? Самое же ужасное заключалось в том, что Инна вела себя с ним как в переполненном автобусе, стараясь потесниться, ужаться, забиться в угол — лишь бы ее не трогали, не касались, оставили в покое.

И вот приходит час, когда он вынужден сообщить сотрудникам правду: кетеновую тематику закрывают.

— Как же вы согласились на это, Сергей Сергеевич?

— Меня никто не спрашивал. Теперь будем заниматься одними тетраариленфосфориленбутиленгликольадипинатбутонами.

— То есть теми же кротонами? Остроумно. Но какое они имеют право закрывать тему? Без рассмотрения на подсекции. Без решения секции. Без обсуждения на ученом совете.

— Было бы желание, — печально замечает профессор. — Право всегда найдется.

Звонит телефон. Сергея Сергеевича вызывают в дирекцию. Когда возвращается, его уже ожидают две посетительницы.

— Мы из Лютамшор, — говорит одна. — Вы ведь занимаетесь консервантами?

— Занимаемся.

— Кретонами? — заглядывает женщина в бумажку.

— Кротонами, — уточняет Триэс. — Но только мы ими занимались раньше. А теперь — тетраариленфосфориленбутиленгликольадипинатбутонами.

— Ага, — едва переводит дух женщина. — Скажите, а они… эти ваши… ну эти… лучше или хуже, чем кретоны? — снова заглядывает она в бумажку.

— Да как вам сказать… Почти такие же.

— Мы из такого-то научно-исследовательского института, — объясняет женщина в надежде на большую благожелательность, в расчете на режим благоприятствования со стороны смежников.

— Знаю такой-то ваш институт.

— Нам бы немного этих… ваших… Для опробования.

— Ну сколько?

Женщины мнутся, переглядываются. Стало быть — «капелюшечку». Привычное дело. Знакомая песня.

— Уж так и быть. Сто граммов дадим.

Лица посетительниц просветляются. Лица посетительниц проясняются.

— Если нам понравится, вы производство наладите? — звучит следующий стандартный вопрос.

— Наладим, — обещает Триэс. — Даже если вам не понравится.

— А другие потребители есть?

— Есть.

И опять опасливо, жалостливо, просительно:

— Вы уж нас не обижайте потом, имейте в виду.

— Не обидим. Поимеем, — снова обещает Сергей Сергеевич. — Обращайтесь в Королизу на опытный завод. Запишите наш телефон. А сюда — свой. — Заученным движением протягивает телефонную книжку, сплошь исписанную телефонами и адресами.

Но все это так, для проформы. Женщины больше не придут. И не позвонят. Это можно утверждать почти со стопроцентной вероятностью. Случайные посетительницы. Бродяги по долгу службы. Шабашницы-бесшабашницы. Птицы перелетные. По соломинке, по травинке строят свое гнездышко. Ищут. Что-то находят. Тащат к себе. Испытывают. Пишут отчеты. Кто-то что-то где-то кому-то сказал, от кого-то услышал — и вот они уже примчались, вестницы-предвестницы. Предвозвестницы. Сто граммов им хватит, пожалуй, на год испытаний. Питание всему коллективу на целый год. Потом у других выпросят. Еще год жизни. Так подаяниями и живут. Как тут не дать?..

— До свидания. Спасибо. Извините за беспокойство.

— Всего доброго. Звоните. Заходите…

И т. д.

Прощание. Рукопожатия. Дежурные улыбки. Художественное оформление впустую потраченного времени.

— Так что будем делать? — вновь обращается Триэс к сотрудникам, возобновляя прерванный разговор.

В это время снова звонит телефон.

— Сейчас не могу. Занят. Позже.

Вешает трубку.

— Что будем делать?

Опять звонок.

— Начальство требует…

Через полчаса возвращается.

— Мы так и не договорили.

Опять его дергают, вызывают куда-то.

Челночные операции продолжаются, рабочий день неумолимо движется к завершению. Триэс приглашает всех после работы к себе домой.

— Там и поговорим. Посидим спокойно…

Беготня по кабинетам и этажам притупляет сердечную боль, смиряет живые чувства, и к концу дня человек как пьяный: море ему по колено.