В паре с «Сотым»

Однажды он уже загадку предложил нам: все диву давались, как можно было посадить подбитый самолет с выпущенными шасси на ограниченных размеров площадку, окаймленную лесом? Посадить - и не поломать при этом машину!..

На этот раз самолет при посадке ударился колесами о землю около оврага, подпрыгнул, перелетел на другую сторону оврага (а это метров пятьдесят), прокатился немного и остановился.

Примаченко выбрался из кабины, огляделся. Никого. Но вот спешит к самолету пожилой человек. Странный какой-то, взгляд плутоватый...

- Давай-ка быстрее, побежали! Вас вон "тигр" ожидает...

Примаченко посмотрел на старика - в своем ли он уме? Какой такой "тигр"?.. И догадался: немцы приняли его за... своего и послали старика "на связь".

Поодаль, действительно, стоял танк.

- Никуда я не пойду! - отрезал Виктор старику. А тот, услышав русскую речь, тоже сообразил, что получилась неувязочка. И только теперь, присмотревшись, дед увидел на крыльях красные звезды и... бросился бежать в ту сторону, откуда пришел.

- Гад проклятый, продажная шкура! - закричал ему вслед Примаченко. Не успел он отойти и нескольких метров от самолета, как воздух потряс взрыв. Примаченко упал. Когда дым рассеялся, Виктор увидел, что самолет его осел, пылает. Сидевшие в "тигре" фашисты, оказывается, держали его под прицелом и как только заметили, что старик убегает, все поняли и ударили по самолету из танковой пушки. Гитлеровцы думали, что советский летчик погиб и уехали. Но Примаченко был жив. Еле держась на ногах, он побрел на восток, туда, где ждали его боевые друзья. И он пришел на свой аэродром.

Вскоре Бердянск был освобожден. Противник не устоял перед мощным натиском наших войск с моря, суши и с воздуха - отступил.

"ХЕЙНКЕЛИ" НАД АЭРОДРОМОМ

Четвертый день сидим близ хутора Розовка. Самолеты хорошо замаскированы: до переднего края каких-нибудь пятнадцать километров - не больше. Отчетливо слышен гул войны. Идут напряженные бои на земле и в воздухе. Нам приходится делать по три, а то и по пять вылетов в день. Вражеская авиация буквально висит над передним краем. Не успеет скрыться одна группа истребителей или бомбардировщиков, как появляется другая.

Идут упорные бои за Мелитополь. Гитлеровское командование стремится любым способом сдержать натиск наших войск, не пустить их в город. Врагу ясно, Мелитополь - это ворота в Крым. Бои идут тяжелые, изнурительные. Город пылает.

От хутора Розовка тоже остались одни развалины да пепелища. Чудом уцелело лишь несколько домишек, и мы, летчики, разместились тут. Собственно, в домиках мы проводим только ночь, а все светлое время суток находимся либо в кабинах, либо где-нибудь близко, рядом со своими самолетами.

Площадкой служит открытое поле, мало-мальски пригодное для взлета и посадки. Здесь же, на краю аэродрома, в тени, на траве или в наспех оборудованной землянке отдыхаем в перерывы между вылетами, досыпаем. Здесь же и наша "столовая": на траве раскладываются клеенки, салфетки, присаживаемся и кому как удобно - на корточках или полулежа - принимаемся за еду. И снова спешим к самолетам: все подчинено боеготовности!

...Восемь утра. По распорядку - завтрак. Но с ним что-то опаздывают. И мы все чаще поглядываем в сторону Розовки, откуда должна подойти машина. Часов около девяти наши "кормильцы" появляются. Официантка быстренько раскладывает "скатерть-самобранку", ставит тарелки с едой. Приступаем к трапезе.

Не опоздали на завтрак и наши четвероногие общие любимцы - Киттихаук и Кобрик. Неунывающий народ - летчики! Вот и дали они собачкам имена по названиям американских самолетов. Друзья наши тут как тут. Ведут себя не назойливо: лежат в стороне, вытянув вперед лапы, и повиливают хвостом, ждут. Знают, что их не обидят, поделятся съестным.

Вдруг Киттихаук насторожился, навострил уши, прислушивается. Забеспокоился и Кобрик, поднял мордочку вверх, залаял.

Мы тоже сосредоточились. Издали, со стороны линии фронта, плыл тяжелый гул. Он все нарастал и нарастал. Присмотрелись сквозь просветы в листве скрывавших нас от чужого взора деревьев - и увидели самолеты. Определили: бомбардировщики. Сосчитали: девять. Высота примерно 3000 метров.

- Наши, что беспокоитесь! - послышался чей-то голос. - Отбомбились и возвращаются домой.

За первой девяткой следовало еще две. Потом появилось две четверки истребителей.

- "Мессеры"! - безошибочно определили мы. Всем стало ясно, что самолеты - вражеские. Три девятки "Хейнкелей-111" строем "клин" под прикрытием восьми "мессершмиттов" шли бомбить наш аэродром. Они уже были на боевом курсе. Что-либо предпринять сейчас поздно. Правда, несколько летчиков, метнулись к своим истребителям. Но тут раздался "властный голос командира:

- Стой! Всем - в щели!

...Томительно тянутся секунды. Гул уже над головой. Тяжелый, нудный. Распластав широкие эллипсообразные крылья, тяжело груженные смертоносным грузом "Хейнкели" подходят к границе нашего аэродрома. Пятьдесят четыре мотора заунывно воют: "Везу, везу, везу-у-у"...

Укрытие в лесопосадке - стоят неподвижные наши истребители. Будь они сейчас в воздухе, врагу несдобровать!