В паре с «Сотым»

- Не уйдешь! - цедит сквозь зубы Березкин и снова направляет истребитель на вражескую машину. Он слился со своей "семеркой" воедино всем телом и сердцем. "Рама" на сей раз не увернулась, не сманеврировала.

Удар!..

Встречный поток подхватил самолет Березкина и бросил в бездну. Аварийно отброшена дверца. Прыжок!

Березкин нащупал вытяжное кольцо, с силой потянул его. Парашют раскрылся. Сверху хорошо виден передний край. Он идет зигзагообразно, упирается в лесок, тает, исчезает в дымах, плывущих за горизонт.

Наконец, под ногами земля. Упал, с трудом погасил парашют. Но подняться не в состоянии. В чьих руках этот опаленный войной участок? Совсем близко слышатся шаги. Из кустов кто-то выглянул. В пилотке. В серой, выгоревшей пилотке. Со звездочкой. Свои!..

Березкин понял, что приземлился как раз на острие того клина, что нацелился нашими наступавшими частями на Амвросиевку.

Утром следующего дня санитарная машина увозила раненых в тыл. Березкин узнал: дорога пролегла рядом с Дьяково. Подозвал медсестру. Убедил завернуть. Дорога показалась долгой. И вдруг послышался рокот самолетных моторов. Дьяково! Машина остановилась. Кто-то из летчиков заглянул внутрь кузова и узнав Березкина, закричал:

- Березкин! Да он жив, ребята! К санитарной машине бежали техники, механики, летчики.

- Дальше Березкин с вами не поедет! - твердо сказали они растерявшейся медсестре, бережно подняв крепкими руками носилки. - У нас ведь свой госпиталь есть, авиационный. Там и вылечится.

Новость дошла до командира полка. А вот и он, Александр Иванович Покрышкин. Сам направляется сюда, к машине.

Увидел его Березкин - стал лежа докладывать про то, как фашистский самолет "срезал".

- Как чувствуешь себя? - с беспокойством спросил Покрышкин. И оба они сейчас думали об одном: разрешат ли летать после такого тяжелого ранения?

Прошло время. Залечил Березкин свои раны. Величайшим усилием воли разработал кисть левой руки, натренировал раненую ногу - и вернулся в боевой строй. И летали мы вместе до самого конца войны. Помню, как в районе Львова, защищая раненого ведущего, вступил Березкин в неравный поединок с четырьмя "фоккерами" и сбил два из них. Как на следующий день наш командир вручил младшему лейтенанту Березкину орден Славы и по-отечески поцеловал его. Помню, как сбил Березкин еще два "Фокке-Вульфа-190" в последние дни войны в берлинском небе. Все подробности его двенадцати побед над фашистскими асами помню! Но особенно четко представляется мне таран, что совершен был двадцатилетним летчиком в небе Донбасса.

ДИВИЗИЯ СТАНОВИТСЯ "МАРИУПОЛЬСКОЙ"

Трудная военная осень 1943 года застала 9-ю гвардейскую истребительную авиадивизию в боях за Донбасс.

Войска Южного (впоследствии 4-го Украинского) фронта, прорвав сильно укрепленную линию обороны противника на реке Миус и развивая наступление, сокрушительными ударами стали громить фашистских захватчиков. На левом фланге механизированные части, тесно взаимодействуя с кавалерией и пехотой, стремительно продвигались к Азовскому морю - в направлении Таганрога и Мариуполя.

Противник пытался любой ценой задержать успешное продвижение наших войск. Фашисты отчаянно сопротивлялись, цеплялись за каждый оборонительный рубеж, за каждое село, превращая его в опорный пункт.

В Приазовье развернулись жаркие бои на суше, в воздухе и на море. Нашей дивизии была поставлена задача прикрыть наступающие наземные войска от ударов вражеской авиаций. Мы действовали группами по четыре, шесть, а нередко и по восемь самолетов - буквально висели над головными частями продвигающихся вперед советских войск. Особенно яростные бои развернулись на Мариупольском направлении.

Взломав последний рубеж вражеской обороны на реке Кальмиус, наши передовые части устремились к городу металлургов и машиностроителей Мариуполю. Завязались бои за город. Не в силах задержать натиск наших войск, враг стал творить свое черное дело: специальные команды подрывников уничтожали культурные ценности города, жгли жилые дома, разрушали фабрики и заводы, превращая все в груды развалин.

С яростью обреченных бросали фашисты свои эскадрильи против наступающих советских войск, стремясь задержать их, но тщетно: господство в воздухе было за нами.

Ясным осенним днем с высоты птичьего полета земля отлично просматривалась, каждый ориентир отчетливо был виден. Отливают желтизной поля, яркой зеленью обозначились луга, голубеют извилистые жилки речушек. Узкими сероватыми ленточками протянулись в разных направлениях шоссейные дороги. От города на север, в направлении Волновахи, двумя тоненькими параллельными ниточками, уходящими вдаль, за горизонт, протянулась железная дорога.

Над Мариуполем стоит тяжелое темно-серое облако дыма, полыхает пламя. Больно видеть, как враг терзает город. Мои однополчане, группа за группой, чередуясь с летчиками других полков, уходят на боевые задания - прикрывать наземные войска, на разведку, на свободную "охоту",