В Париж на выходные

— По крайней мере, из комнаты своей пока не выходил. Мы проговорили с ним допоздна.

— Его больше не тошнило?

— Нет, его нет. Это передалось мне!

Я представил себе, как Джессика сидит сейчас в постели, подложив под плечи подушку — она проводит в этой позе около часа каждое утро, читая рукописи или делая деловые звонки. Протуберанцы рыжих волос на голубой наволочке, белая шея в прорези футболки — она с детства спит в футболках, длинные пальцы пианистки, сжимающие трубку радиотелефона, веснушчатое лицо женщины-ребенка с припухшими со сна губами и ясными зеленовато-голубыми глазами.

— Знаешь, солнышко, я всё-таки хочу приехать к тебе в Париж.

— Когда?

— Прямо сейчас, первым рейсом. И Бобби с собой возьму. Ты как?

Как я? У меня всего-то дел — ливийцы, убитый Штайнер, еще живой Метек!

— Я бы был счастлив, — протянул я. — Но, понимаешь, может случиться так, что я уже сегодня освобожусь.

Все свидетели — это была чистейшая правда!

— Ну и что? Тем лучше, если ты освободишься сегодня! Мы пару дней проведем все вместе в Париже, сводим Бобби в какой-нибудь музей.

— Например, в Диснейленд, — съязвил я.

Сын наш тягой к прекрасному не отличался.

— Ты не хочешь? Мы тебе помешаем?

Голос Джессики теперь звучал обиженно. Радость моя, если бы ты знала!

— Нет, я бы очень хотел, чтобы вы приехали. Просто может случиться так, что я всё воскресенье буду занят.

Это, конечно, я уже плел. Но я никак не был готов к такому повороту событий!

— В воскресенье?

— Мы еще не поговорили с Жаком Куртеном. Ему завтра лететь в Гвинею, — к счастью, вспомнил я.

Но я осознавал, что все это звучит не очень убедительно.

— Мы можем пообедать с ним вместе. Или у вас секреты?

Жак Куртен готовит для нашего агентства сафари в африканских странах. Это не вульгарное убийство крупных животных — такими вещами я не занимаюсь принципиально. Мы устраиваем индивидуальные экологические туры. Последняя мода сейчас — наблюдение в бинокль за экзотическими птицами и запись звуков дикой природы. Мы сделали абсолютно счастливой супружескую пару производителей поп-корна из Кентукки, которой в Кении удалось записать брачные крики бабуинов. А теперь для семьи одного театрального продюсера мы подготовили речное путешествие по притокам Нигера на двух катерах, и Жак должен завтра улететь в Конакри, чтобы сопровождать их в поездке.

— Какие у нас могут быть секреты?

— Ну и хорошо, — поспешно сказала Джессика, пока разговор пребывал в таком благоприятном русле. — Я сейчас позвоню в аэропорт, подниму Бобби и вечером мы у тебя.

Это, я и не подумал раньше, немного меняло дело. Действительно, при самом быстром раскладе — самолет часа через три-четыре плюс шесть часов полета — они доберутся до Парижа только поздней ночью. А к этому времени я действительно могу освободиться ото всех дел, включая Жака Куртена.

— Вот и прекрасно! — бодро сказал я. — Действительно, давайте проведем несколько дней в Париже все втроем. А что ты скажешь в школе?

— Дети болеют, — отрезала Джессика.

В принципе, она терпеть не может врать. Значит, ей действительно плохо и нужно поскорее оказаться рядом со мной.

— Ты права! К тому же неизвестно, что для Бобби будет полезнее — идти в школу, где детям предлагают наркотики, или оставаться с родителями. Кстати, надо подумать, не поменять ли нам школу.

— Солнышко, других школ уже нет. Они были в нашем детстве и исчезли вместе с ним. Но мы обсудим всё это при встрече, — Джессика уже пришла в радостное возбуждение, которое, как говорит ее психоаналитик д-р Гордон, лучший антидепрессант. — Всё, я звоню в аэропорт и перезвоню тебе, когда возьму билеты. Целую тебя!

— Целую, моя радость.

Я прямо видел, как она, нажав кнопку отбоя на телефоне, кричит «Бобби!» и ищет ногами тапочки. На тапочках, положив на них морду, обычно спит наш пес мистер Куилп. В такую рань растолкать его будет не просто.

Американцы — самая здоровая и самая больная нация на Земле.

Здоровая телесно. Я не забуду, как в Вашингтоне я встречался с агентом на Моле перед Национальной галереей. Был конец ноября, температура была градусов 6–7 по Цельсию. Тепла, тепла — но всё равно это холодно! Крапал холодный дождь, за пеленой которого и обелиск, и Капитолий казались скрытыми за полупрозрачной, как в ванной, занавеской. На мне была майка, пуловер, шерстяной пиджак, плащ, и, хотя дождь был не сильный, я всё же держал над головой зонт. С такой экипировкой холодно мне не было. Тем не менее я думал, где бы поблизости выпить горячего глинтвейна.

И тут подошел автобус со школьниками, приехавшими на экскурсию в галерею. Дети лет от десяти до пятнадцати неспешной цепочкой шли по аллее ко входу. Большинство было одето в кроссовки, джинсы и хлопчатобумажные пуловеры с капюшоном или без. Двое-трое и вовсе были в футболках, а пуловеры у них были завязаны вокруг талии. Все они шли под ледяным душем не торопясь, весело болтая, многие в обнимку. Зонтик был раскрыт только над головой двух преподавательниц лет пятидесяти.