Читаем В Париже и вне Парижа полностью

Нет, этих французов нет. На Париж, на всю Францию легла мрачная тень. Густая и тяжкая. Эта тень повсюду гасит смех, она убивает беззаботность, придает лицам черты не только серьезности, но и угнетенности. Ты не можешь не заметить ее, ибо она покрывает все области жизни. Происхождение у тени одно, но аспектов множество. Один аспект-это «план Маршалла».

Прежней веселой беззаботности французов хватило лишь на еще один горький анекдот, прекрасно характеризующий сущность этого плана.

Встречаются два француза.

— Объясни мне, — просит один из них, — что, собственно, мы получаем по «плану Маршалла»?

— Как что? Уголь из Англии.

— Это чудесно! Наконец-то начнут отапливать квартиры.

— Ну, нет, квартир, видишь ли, отапливать не будут, потому что уголь мы должны отдать Швеции за автомашины.

— Вот и отлично! Куплю себе автомобиль и буду ездить, сколько душе угодно.

— Гм… Автомобиль-то, положим, не купишь, ведь мы должны автомашины отдать Бельгии за кофе.

— В конце концов, и это неплохо… Будем пить настоящий кофе вместо всех этих эрзацев…

— Что ты говоришь! Мы не можем пить кофе, так как должны отдать его Англии за уголь.

— Так что же мы, собственно, получаем по «плану Маршалла»?

— Как ты бестолков, мой милый! Ведь я уже полчаса тебе толкую: уголь!

Таков анекдот. В жизни все это выглядит вовсе не столь юмористично. Разве что кому-нибудь покажется остротой то, что, купив вещь с этикеткой известной французской фирмы, он найдет дрянную американскую подделку.

Такие «приемы» пускаются в ход, как нам объясняли, чтобы не раздражать французов видом американских товаров, заполняющих магазины Парижа. Этикетка французская — товар американский. Притом любой товар, даже в таких отраслях, как галантерея, — отраслях, в которых Франция обладала почти мировой монополией. Америка сбывает спою дешевку, наводняя французский рынок, вытесняя французские товары, подрывая существование французской промышленности и лишая хлеба французских трудящихся.

Эта политика весьма и весьма недолговечна — при такой системе закупки будут все более сокращаться и уже стремительно сокращаются, но пока что американские бизнесмены могут еще хорошо зарабатывать во Франции.

В огромном универсальном магазине «Галлери Лафайетт», похожем на играющий всеми цветами радуги городок, до войны работало четырнадцать тысяч продавщиц. Сейчас их четыре тысячи двести, да и те ожидают нового сокращения. И сокращение неизбежно будет, ибо в магазине пусто. Клиенты появляются лишь изредка. Продавщицы стоят без дела. Француженки потихоньку предостерегают вас, чтобы вы не покупали того или другого — этикетка французская, а товар американский. Бедные девушки, как могут, спасают честь Франции, вопреки усилиям старых французских фирм, которые пошли на грязную спекуляцию, согласились отдать американским ловкачам марку своих изделий.

В фруктовых магазинах, где золотеют апельсины с юга Франции и из Алжира, где лежат огромные, истекающие соком зимние груши, где вздымаются горы фиников и стоят корзины великолепных яблок, — тут же рядом громоздятся банки с американскими консервами. Здесь уж и наклейка американская. Стесняться нечего: все равно известно, что никто не купит дорогих и плохих консервов, когда можно дешевле купить отличные свежие фрукты. Но это принудительный ассортимент. Тут уж жертвой является не потребитель, а владелец магазина, заваленного американскими «лакомствами».

— Промышленность? — солидный, лысый господин средних лет горько улыбается. — Мы (то есть мелкие и средние французские промышленники) обречены на гибель. Возьмите хотя бы меня. Я владелец небольшой фабрики, которая могла бы неплохо действовать. Могла бы… Но, как известно, на фабриках установлены машины. Машины ломаются, выходят из строя. Перед войной я мог купить запасные части или новые станки, где мне было угодно. Сейчас я имею право покупать их только в Америке. Однако здесь есть маленькое «но»… Дело в том, что Америка не продает нам станков. И вот сегодня испортится один станок, завтра — другой. И так до тех пор, пока не придется совсем закрывать лавочку…

— Чего же, собственно, хотят этим добиться американские монополисты?

— Очень просто. Хотят задушить французскую промышленность, продавать Фракции готовые товары, да притом такие, какие им угодно. То есть то, что у них не идет, лежит мертвым грузом на складах. А мы, по мнению этих американцев, должны стать чисто аграрной страной — производить овощи, фрукты, вина и потреблять американские промышленные товары..

Парижские дома не отапливаются. В квартирах стоят железные печурки, обыкновенные типичные «буржуйки». Черное отверстие трубы выведено на улицу. Здесь, у этой печурки, в зимние дни собирается семья, чтобы согреться.

— Вот уголь, который нам дают американцы…

Мы заглядываем в ведерко. То, что находится в нем, напоминает уголь только цветом: при ближайшем рассмотрении оказывается просто-напросто земля, пыль.

— И вот это-то ввозят из Америки?!

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Огонек»

Похожие книги

Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4

Четвертое, расширенное и дополненное издание культовой книги выдающегося русского историка Андрея Фурсова — взгляд на Россию сквозь призму тех катаклизмов 2020–2021 годов, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся, как в мире, так и в России и в мире за последние годы. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Нарастающие массовые протесты на постсоветском пространстве — от Хабаровска до Беларуси, обусловленные экономическими, социо-демографическими, культурно-психологическими и иными факторами, требуют серьёзной модификации алгоритма поведения властных элит. Новая эпоха потребует новую элиту — не факт, что она будет лучше; факт, однако, в том, что постсоветика своё отработала. Сможет ли она нырнуть в котёл исторических возможностей и вынырнуть «добрым молодцем» или произойдёт «бух в котёл, и там сварился» — вопрос открытый. Любой ответ на него принесёт всем нам много-много непокою. Ответ во многом зависит от нас, от того, насколько народ и власть будут едины и готовы в едином порыве рвануть вперёд, «гремя огнём, сверкая блеском стали».

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика