В пасти Дракона

С десяток товарищей последовали за смельчаком-вахмистром.

С обычными гиканьем и гамом неслись отчаянные храбрецы в самую гущу неприятеля; все они словно преобразились. Это были какие-то демоны войны, для которых не существовало никаких преград. Вот они врубились в ряды уже смутившихся и неловко топтавшихся на месте китайцев. Лошади сами грудью расталкивали оторопевших людей. В несколько прыжков Перепелкин очутился около китайского командира. Взмах шашки — и несчастный китаец, дерзнувший остановить казаков, свалился с лошади мёртвый, и кругом в ужасе разбегались его солдаты, поражённые гибелью своего вождя.

Казаки сразу начали преследование и шали беглецов, работая теперь не столько шашками, сколько не менее страшными для беглецов нагайками...

Спустя несколько дней произошла стычка, в которой китайцы опять оказались, рассеяны; причём было отнято много орудий и знамён, а на другой день разведчики-казаки принесли известие, что три главных форта крепости Эхо оставлены неприятелем, отодвигавшимся вглубь Маньчжурии к Нингуту, в котором они и засели.

— Подозрительно что-то, толковали разведчики. — Отходят без сопротивления... Так не полагается.

— Пусть бы казаки пошарили в фортах. Может быть, что и выяснится...

Снова охотники и разведчики кинулись к оставленным крепостям. Те действительно были пусты. Недолго думая, казаки взорвали склады патронов, которых китайцы заготовили несметное количество, и пороховой погреб и только собрались уходить, как вдруг разнеслась весть, что у деревни Эхо собрались китайцы.

— И кавалерия, и артиллерия, и пехота там... Их видимо-невидимо... — докладывали разведчики.

— Нужно скорее по начальству доложить. Если теперь длиннокосых не разогнать, потом ещё больше их соберётся!

Против китайцев был послан подполковник Виннинг с сотней казаков и 14-й сотней белых хунхузов, как называли на Великой Магистрали охранную стражу.

Дурная слава была у охранников. Белые хунхузы — это ещё не последняя обидная кличка, которой величали наших охранителей строившегося великого рельсового пути. Да, пожалуй, все прозвища не совсем несправедливыми были. В железнодорожной охране служили люди с русской широкой натурой, а по самому роду своей службы они были обречены на томительное бездействие. Наняли их, посадили в чужую страну, обязали караулить путь. Праздность полная. Денег много, времени девать некуда, тоска смертная; дела никакого, а зелена вина — море разливанное. Понятно, в особенности при полной безответности населения, что ширилась и ходуном ходила могучая русская натура. Русская удаль проявлялась в далеко не желательном виде; бывали обиженные; начальство стражи отделывалось подачками, а это вызывало жалобы на обиды, которых порой и не было.

Эти-то жалобы и стали причиной появления обидных прозвищ.

Но вот над Великой Магистралью грянул внезапный гром. И что Же? Эти же люди, для которых не было иных наименований, кроме самых обидных, предстали в совсем другом свете. Они вместо прежнего презрения вызывали всюду восторг и изумление. Прежняя бесцельная удаль и бесшабашное ухарство превратились в истинное геройство. Очищение станций железной дороги, сбор служащих в главный пункт если и прошли без особых потерь, то только благодаря беззаветной храбрости, гениальной находчивости именно этих людей. Безумно дерзкие при нападениях на превышавшего их численностью врага, львы во время отступлений, они заставили в очень короткое время забыть все свои былые прегрешения и заново создали себе репутацию, примирив с собою всех, вынудили уважать и благодарить себя за подвиги.

Белые хунхузы исчезли, вместо них явились удальцы-герои, которым очень и очень многие из агентов Великой Сибирской Магистрали были обязаны сохранением жизни.

Вот эти-то люди и кинулись под начальством Виннинга против китайцев, лишь только получено было известие, что их войска преградили путь внутрь страны. Перед самым Эхо нападавшие были встречены цепью китайских стрелков, прикрывавших собой атаку кавалерии.