Воинские части прибывали одна за другой. 12-й стрелковый сибирский полк был переправлен сюда в полном составе. Командир его, полковник Анисимов, истинный «слуга Царю, отец солдатам», как говорили все, получил назначение командовать первым нашим отрядом, который! отправлялся на поле битвы. Ему подчинялись и казачьи сотни, и артиллерия. Все одобрили этот выбор — Анисимов действительно был известен как превосходный служака, человек дела, личной инициативы и храбрец, каких мало. Солдаты его любили и готовы были всюду следовать за ним. Когда он на учениях появлялся перед фронтом, их обычное «здравия желаем» звучало совсем иными, чем в прочих случаях, оттенками. Ласка и искренняя почтительность всегда слышались в нём.
Впрочем, все приготовления велись тихо, незаметно. Не было видно никакой особенной суматохи, обычно предшествующей сигналу к военным действиям. Чувствовалось только какое-то особое нравственное напряжение, нервность, но всё это сдерживалось, и все — и военные, и штатские — старались делать вид, будто ничего серьёзного впереди не предстоит.
Даже разговоры о событиях смолкли, но это не значило, чтобы были сердца, которые не бились бы тревогой. Грядущее виделось грозным и таинственным. Что крылось в нём — не знал никто. Но для всех было ясно, что дымившийся вулкан готов был запылать и излить мощные потоки лавы.
Нечего и говорить, что в этом случае кратером являлся Пекин, около которого собралось столько горючего материала.
Но все скрывали свои чувства, и жизнь в Порт-Артуре, за исключением вполне понятного оживления, внесённого прибытием новых воинских частей, текла своим обычным порядком.
Шатов все эти дни пребывал в необыкновенном волнении. Из Пекина приходили вести одна тревожней другой. Говорили, что там собрались бесчисленные скопища всякого сброда, готового на всевозможные бесчинства, что правительственные войска братаются с этим сбродом, против которого власти не предпринимают никаких мер, и как будто даже одобряют его выходки, оставляют их безнаказанными. Прошли слухи, что начались уже избиения отдельных европейцев, что после разрушения боксёрами железнодорожных станций европейцам-инженерам, жившим по линии железной дороги, приходилось с оружием в руках отстаивать свою жизнь. Говорили о частых перестрелках, в особенности с «большими кулаками», как здесь, с английской лёгкой руки, стали называть и-хо-туанов; рассказывали об убийствах миссионеров в Бао-Дин-Фу, где некоторые из них были даже зверски замучены. Всё это способствовало общему возбуждению, но всё это скрывалось под маской искусственной беспечности.
— Куда только смотрят адмиралы! — говорили в порт-артурских кружках. — Разве трудно перебросить десанты к Таку? Оттуда по железной дороге всего полсуток езды до Пекина. Две-три сотни казаков, пехоту им на поддержку, вот и будет весь этот сброд разогнан... Только время упускают...
— Да что же поделать, если из Пекина никаких просьб о помощи нет?
— Может быть, там ослепли все? Не видят, что творится?
— Да, движение не шуточное! Это не то, что было прежде.
Николай Иванович прислушивался ко всем этим разговорам. Он уже успел выхлопотать себе назначение в передовой отряд Анисимова и знал, что если войска будут двинуты, он будет с ними. С этой стороны молодой человек был спокоен. Мучила его только одна неизвестность об участи семьи Кочеровых.
Но вот его томление наконец получило некоторое удовлетворение...
Однажды вечером, когда Шатов был в офицерском собрании, ему подали телеграмму. Он, то бледнея, то краснея, вскрыл её и впился глазами в её содержание. Лицо его вдруг окаменело, невольный стон вырвался из груди. Телеграмма была от Василия Ивановича Кочерова. И содержала следующее:
«Приезжай, пока ещё можно, немедленно! Елена пропала без вести»...
Листок выпал из рук молодого человека, он почувствовал, как дыхание спёрлось в груди; в глазах потемнело, голова пошла кругом. Он был близок к обмороку.
Товарищи встревожились.
— Шатов, что с вами? — окружили они его. — Какое известие вы получили?
Николай Иванович только жестом мог указать на телеграмму. Её подняли и прочитали.
— Да ведь это ваша невеста? Вот горе-то! — послышались соболезнования.
— Успокойтесь, Шагов, будьте мужчиной, полноте! Скоро мы все пойдём и выручим вашу невесту!
Тяжким усилием воли Николай Иванович овладел собой.
— Благодарю вас, господа! — довольно твёрдо сказал он. — Да, мы пойдём. Но найдём ли мы её?
— Найдём, найдём! — как-то, однако, неуверенно отвечали ему.
Всем было ясно, что пойти, прийти — это было одно дело, а найти пропавшую — совершенно другое.
Вдруг появление одного из офицеров, близких к контр-адмиралу Алексееву, начальнику Квантунской области, отвлекло общее внимание от Шатова. Все поняли, что это появление неспроста. Слишком много было работы, чтобы близкие к адмиралу сотрудники являлись в такое время в офицерские кружки.
Сейчас неё бывшие в зале окружили прибывшего, смотревшего на них как-то особенно.
— Есть новости? — заговорили разом десятки офицеров. — Что китайцы? Какие вести из Пекина?
— Погодите, господа, погодите... Дайте время!