В третьем поезде полное вавилонское смешение языков. Французскую шансонетку со скабрёзным рефреном покрывает собой тенор, поющий на звучном итальянском языке какую-то оперную арию. Тут же слышен нечистый немецкий говор. На этом поезде французы, итальянцы, австрийцы.
Все эти люди спешат на выручку попавших в Пекине в беду своих соотечественников. Это — та помощь, которую так страстно ждали очутившиеся во власти Дракона европейцы.
Но где же русские, которым должно бы идти чёрными, где, наконец, «честные Михели» — германцы? Отчего их нет среди воинов остальной Европы?
И они здесь, наши русачки.
Русско-германский поезд идёт довольно далеко от первых трёх. Запоздал он. Ему приходится нагонять ушедших вперёд товарищей.
Вся русская эскадра Тихого океана была к 28-му мая сосредоточена в устье Пей-хо, у китайской крепости Таку, от которой начиналась железная дорога на Тянь-Цзинь — Пекин.
28-го мая немедленно после того, как наш посол Гире «признал свою роль в Пекине» оконченной, приказано было спустить на берег 200 человек десанта, принять орудия с «России» и «Сисоя Великого» — броненосцев, стоявших на рейде Таку, и отправляться в Тянь-Цзинь, где русский десант должен был войти в состав международного отряда, который, под командой английского вице-адмирала Сеймура, отправлялся на выручку европейцев в Пекин.
— Как я вам завидую! — говорил начальнику десанта доставивший с «Сисоя Великого» пушки лейтенант Бураков. Выпадает такая честь!
— Ну уж и честь! — ответил тот.
— А то как же, конечно! Вы идёте в первую голову...
— Чего же не хлопотали?
— Хлопотал, сильно хлопотал...
— И что же?
— Не пускают... Хорошо вам: через день много два будете в Пекине, освободите наших бедняг, застрявших там... Слава-то какая!
— Погодите, и на вашу долю останется!
— Нет, чувствую, что не придётся мне ни в Тянь-Цзине, ни в Пекине побывать.
— Кончится, думаете?
— Конечно же! Ведь война не затянется, всё дело ограничится освобождением посольств и тех, кто ещё там есть. Только и всего.
Бедный молодой человек! Сбылось его роковое предчувствие, не пришлось ему побывать в Пекине, только не потому вовсе, что слишком скоро «всё» кончилось...
В тот же день десант был уже в Тянь-Цзине, где соединился с прибывшим туда несколько ранее отрядом, спущенным с «Корейца», «Дмитрия Донского», «Сисоя Великого» и «России». Всего русских оказалось триста человек. В Тянь-Цзине к ним присоединились немцы. Сеймура отряды не застали — он уже вышел из Тянь-Цзиня, и теперь пришлось его догонять.
Тесно было в поезде. Людей набилось столько, что маленькие китайские вагончики едва-едва вместили всех. Выходили из Тянь-Цзиня силой. Китайские железнодорожные рабочие не пускали к стрелкам. Пришлось прогнать их, а на паровоз поставить защиту.
Протрубили поход. С локомотива взвизгнул свисток, и поезд, громыхая колёсами, тронулся в недалёкий, но опасный путь.
— Господи, благослови! — истово крестились солдатики. — Кому-то вернуться доведётся!
— Вернёмся!..
— Только бы поспеть да своих вызволить.
— Вызволим! Долго ли ехать? Почитай, завтра будем на месте.
— Хорошо бы так!
Поезд шёл по безлесной равнине. Скучная картина открывалась из окон, и в них никто не смотрел.
— Не совсем приятно, что приходится идти под начальством чужого! — говорили в офицерском отделении.
— Что же поделаешь? Сеймур старший в чине... Хитрецы эти англичане. Они везде так; где мало-мальски серьёзное дело, сейчас у них адмирал и начальствует всеми по старшинству. Предусмотрительный народ!
— Вот как-то он здесь себя покажет?
— На чём же ему показывать?
— Как на чём? Да разве шуточное это дело — без дозволения правительства явиться в столицу громадной страны только с двумя тысячами людей и устроить в ней мирные порядки?
— Но ведь этого никто Сеймуру не поручал.
— Так он и сам знает, что делать. К тому же у него есть на этот счёт, вероятно, свои собственные соображения.