В Пасти Льва

— Даже не представляешь насколько. Вот только я предпочту насладиться ею, наблюдая со стороны. Месть — то блюдо, которое лучше подавать холодным… и желательно чужими руками.

— За этой войной наблюдать со стороны не выйдет, — возразила Олафсдоттр.

Донован подобрал остатками лепешки последние капли соуса и запихнул ее в рот. Что же, Билли Чине за последний год несколько раз обмолвился о чем-то таком.

— И много вас? — продолжая жевать, поинтересовался человек со шрамами.

— Почти половина зажгла пламя восстания.

— Половина… — Он проглотил еду. — Вдохновляет. Половина Пасти Льва против правящего режима, сохраняющего власть уже несколько столетий, держащего в абсолютном повиновении службы правопорядка. Кстати, как там насчет протекторов и «сапог»… армии? Они на чьей стороне?

Равн покачала головой.

— Мы ведем эту войну теми методами, которым обучены: незаметность, интриги, убийства. Кое-кто из «сапог», — допустила она, — может, и знает о том, что гражданская война идет полным ходом. Но в ней нет кровавых баталий, никто не сбрасывает бомбы на планеты. Толпы безмозглых идиотов не сходятся на поле, поливая друг друга огнем изо всех стволов… и никто не промахивается.

— Во всяком случае пока.

Донован бросил платок в фрешер и отнес тарелки к раковине, где сгрузил остатки пищи в рециркулятор. А потом резко повернулся и посмотрел на конфедератку.

— Но почему я? — спросил он. — Какая от меня польза восстанию? Я просто одинокий разбитый старик.

— Не такой уж ты и старый, а осколки часто обладают очень острыми гранями.

«Какой уклончивый ответ», — подумал Донован. Ее люди собираются его как-то использовать, вот только как? Возможно, ему уготована всего лишь роль ножа, которым перебрасываются две стороны.

— Подумай над тем, что я сказала, Донован, — добавила Олафсдоттр, водворяя его обратно в помещение, считавшееся его тюремной камерой. — Сам поймешь, что это правильный поступок, и мы с тобой станем закадычными друзьями.

Последний аргумент заронил зерна подозрительности в сердце Донована-буига. Ему еще не доводилось слышать, чтобы агент Названных когда-либо произносил словосочетание «правильный поступок».

Ценьжем гаафе: первый допрос

М'eарана хлопает ладонью по подлокотнику кресла.

— Я знала! Он все-таки собирался приехать. Хотел повидаться с тобой, мама! Понимаешь, что это значит?

Бан Бриджит дергает головой:

— То, что он мазохист?

Арфистка корчит недовольную гримасу.

— Он хотел получить второй шанс.

— Он его уже получал.

— Ну, пусть третий. Разве число что-то меняет?

Бан Бриджит с каменным выражением лица поворачивается к дочери.

— Это мы обсудим как-нибудь в другой раз, — произносит она, быстро показывая глазами на Олафсдоттр и Изящную Бинтсейф.

— Как пожелаешь, — пожимает плечами арфистка. — Но, думаю, наша прядильщица повествования не узнала бы из этого разговора ничего нового.

Гончая вновь переключает внимание на… кого? Пленницу? Гостью? Посетительницу?

— Скажи мне, — произносит бан Бриджит, — с чего ты взяла, будто тебе известны мысли Донована-буига, когда он сам, как я подозреваю, не очень-то хорошо их знает?

— Вам нужно принять во внимание два обстоятельства, — улыбается конфедератка. — Во-первых, мы общались наедине на протяжении многих недель, и за это время он вполне мог раскрыть мне тайны своего сознания.

— О, это должно было стать подлинным откровением, если я правильно все понимаю. А во-вторых?

— Во-вторых, простите мне некоторую поэтическую вольность. — Олафсдоттр ведет взглядом по стоящим перед каждой женщиной бокалам с нектаром. — Вы так и не притронулись к напиткам. Следует ли мне воспринимать это как доказательство того, что в бокал, который вы изначально поставили передо мной, был подмешан сок правды? Ого! Кстати, я не слышала, чтобы пила и сидящая за мной Изящная Бинтсейф.

— Во имя всего святого! — вскидывается арфистка. — Вот!

Она отхлебывает из своего бокала, после чего подается вперед и протягивает его конфедератке. Бан Бриджит шипит, но агент не пытается схватить ее дочь. Дело еще может дойти до драки — в определенный момент им всем предстоит решить, каким именно образом Олафсдоттр покинет Зал и покинет ли вообще, — но сейчас Тень интересует исключительно мирная беседа.

Олафсдоттр залпом допивает остатки нектара.

— О-о! Весьма вкусно-о. Ко-охда рассказываешь исто-ории, в го-орле быстро-о пересыхает.

— Вопрос в том, много ли правды в твоем рассказе? — интересуется Изящная Бинтсейф.

Олафсдоттр оборачивается, чтобы посмотреть на нее.

— Кахая ты недо-оверчивая. В нем то-ольхо-о правда. Разве что-о местами не со-овсем о-основано-о на фахтах.

— Противоречишь сама себе, — фыркает младшая Гончая.

— Наоборот! Факты — это нечто свершившееся, завершенное. Вердикт. Правда же замешана на преданности и вере. Пусть всякий факт и правдив, но не каждая правда является фактом. — Тень вновь поворачивается к бан Бриджит и арфистке. — Важно, чтобы повествование отражало правду жизни.

— Вердикт, — замечает М'eарана, — на одном из древних языков означает «говорить правду».