В пасти новой войны

– Они, находясь в союзе с нами, тайно заключили договор с нашими врагами. Они, почти не скрываясь, помогали им. Наши действия – это ответ на их предательство. Мы поступили правильно.

– Она лжёт! – перебил Эсткарх хранительницу, – в договоре не было ни слова о военном союзе. Мы не обязаны были защищать их.

– Тройственный союз подразумевал вашу помощь в случае…

– Это вы так думаете. Вы и только вы! Служители всегда были против ваших опасных игр. Мы ещё много лет назад хотели пойти по стопам Дэона и его детей, чтобы выяснить что произошло. Но вы не разрешили нам этого сделать, мотивируя это доводами, в которых усомнился бы и пьяный траэти!

– Причём здесь Дэон?

– Если бы вовремя поняли, почему не открывается портал из нижних миров с заданной тысячелетиями периодичностью, то Меедар никогда бы не смог открыть двери между мирами! Только ваш орден виновен в начале этой войны! А ваша Благодать? Служители несколько раз предупреждали вас о недопустимости применения этого заклинания!

– Это уже смешно. Благодать это множество положительных явлений. Именно после начала её действия люди изменились. И глупо отрицать, что в землях Ахерона не стало во много раз спокойнее и лучше, чем прежде, – хранительница улыбнулась, решив, что Эсткарх попался.

– Когда вы обнаружили эти свитки, мы предупреждали вас, что тафиры очень быстро исчезли после того, как воспользовались ими? Сложно было сложить эти две составляющие? Вы даже не стали слушать нас. Вы сказали, что связь не явная, согласен. И сейчас увязать эти два факта сложно. Но возможно. Но вам свои ошибки признавать некогда, вы заняты благородным делом истребления служителей, – в последнем предложении чувствовался явный и неприкрытый сарказм.

– Может быть, мы, и совершаем ошибки, и, может быть, мы отказываемся их признавать, – хранительница тщательно подбирала слова, чувствуя, что перевес в словесном поединке на стороне Эсткарха, – но мы не стремимся служить убивающим тех, кого поклялись защищать. И не наносим свои удары, считающим нас друзьями, подло и неожиданно. В этом мы выгодно отличаемся от вас.

Инициатива уплыла из рук служителя незаметно. Ответить на это ему было нечего. Он мог бы потянуть время, приводя свои доводы, но любой из них уже не изменил бы сложившейся ситуации. Майрина уничтожила его, теперь вестник ни за что не станет помогать ему, ибо одной из незыблемых основ служения Тайрины была верность. Вестник никогда не помогает предателям. Но хранительница, конечно же, не подозревает о последнем козыре Эсткарха. Как приятно будет видеть её стёртую улыбку и, впоследствии, растерянность. И, вообще, почему она не контролирует свои эмоции? «Магия слушает только голос разума» – вспомнилось ему. Надо будет потом подумать над этим вопросом. Но это потом.… Когда вместо Шекхам он увидит развалины и дым пожарищ. И ни единого защитника этой «неприступной» твердыни.

– Шэлассс орссс. Шеахсшш!

– Что ты делаешь, жрец? – скорее всего, как и хранительница, вестник сразу поняла, ЧТО он делает. Вопрос однозначно был риторическим. – Остановись! Ты сделаешь только хуже.

Эсткарх не обратил никакого внимания на ярость вестника. Щупальца плоти от диадемы хранительницы бессильно обвисли, наткнувшись на незримую преграду, и втянулись обратно. Невидимые путы спали, и служитель достал из-за пазухи кинжал боли. Хранительница узнала его сразу. Орден долго охотился за ним, но так и не смог уточнить точное местоположение этой реликвии. До этого момента.

Эсткарх сделал шаг к хранительнице, потом ещё один и ещё. Он был уже близко, а Майрина не находила выхода из сложившейся ситуации. Можно было только надеяться, что реликвия не причинит ей вреда, но это при условии, что вестник не перенесла её тело. Всё равно ей оставалось только беспомощно наблюдать за рукой служителя, уже отведённой назад в замахе.

– Скоро Шекхам падёт, но ты этого уже не увидишь, наместница, – лезвие очень легко, без сопротивления вошло в её сердце. Не помешали ни доспехи, ни камень.

Хранительницу швырнуло куда-то назад и вниз. Она ощутила спиной сильный удар, и одна из колонн рассыпалась в пыль. Майрина снова была в цитадели. Живая. Жгучая боль в месте, где должна была находиться смертельная рана, рвала её разум на части. Не в силах сопротивляться ей, хранительница вцепилась зубами в руку, чтобы не закричать. Конвульсии сотрясали её тело, из носа и ушей шла кровь. Когда она уже должны была умереть от непереносимых мучений, боль неожиданно отступила, оставив после себя расслабленность и опустошение. Майрина встала на ноги, едва державшие её, и оперлась рукой на одну из уцелевших колонн. Время шло в обычном для него ритме, хранительница и не заметила, как всё вернулось на круги своя. В голове стоял туман, в котором тонули возникающие искры разумного мышления; на поверхности оставались только воспоминания о недавней пытке. Её знобило, а желудок был готов сократиться, не в силах далее бороться с приступами тошноты.