Когда оно было написано, Маргарет почувствовала себя удивительно молодой, словно жизнь внезапно вернула ей прошедшие тридцать лет. Она вышла из дома, в сентябрьский лунный вечер, чтобы посетить Шепчущиеся Ветра. Она станет здесь хозяйкой — этого дорогого сердцу милого местечка. Все красоты сада будут обласканы и любимы, а домик дважды в год побелен, чтобы всегда сиял, как жемчужина. Она будет проводить здесь холодные изысканные утра, серые милые вечера, слушать по ночам, как плачет для нее ветер. Здесь будет так чудесно тихо, никто не сможет открыть дверь, не постучав. Она останется одна со своими мечтами. Сможет плакать, смеяться и… браниться, если захочет. И сможет усыновить ребенка. Малыша с ямочками, милыми ароматными складочками, голубыми глазами и золотыми локонами. Где-то должен быть малыш, просто ожидающий быть обласканным.
Она с любовью разглядывала деревья, хозяйкой которых станет. Шепчущиеся Ветра принадлежали этим деревьям, а деревья — им. Маленькая березка выросла прямо под углом дома. Ива бережно парила над нею. Клен притулился за углом. Пушистые сосенки толпились под окнами. Дорогие Шепчущиеся Ветра. И дорогая тетя Бекки, сделавшая мечту возможной. Этим вечером Маргарет молилась о прощении за грех неблагодарности.
Никто из клана не смог узнать, почему разорвана помолвка. Непостижимо, что это могла совершить Маргарет, хотя, по некоторым хорошо известным ему причинам, Пенни принял и старательно культивировал оскорбленную позу.
«Эти загадки сведут меня с ума, — стонал дядя Пиппин, — но могу поспорить, что каким-то образом здесь не обошлось без этого проклятого кувшина».
Семейство было потрясено известием о том, что Маргарет купила у Ричарда Дарка старый коттедж тети Луизы, но еще более все поразились, узнав, что она продала какому-то нью-йоркскому коллекционеру книгу
— Выбросить деньги на дом, который тебе не нужен, — с горечью говорил он. — Куда разумнее было бы оставить их на черный день.
— Лучше я потрачу их на краски, — беспечно ответила Маргарет.
Гей остановилась у калитки, глядя, как на востоке, за краем соснового бора, над пастбищем Утопленника Джона на склоне холма, поднимается огромная красная луна. За спиной, над деревьями вокруг Майского Леса, разливалось величественное, свежее, нежно-чистое ветреное закатное небо. С дороги на холме до нее донесся загадочный смех. Казалось, весь мир тихо смеялся. Гей была одна и радовалась этому. Жизнь казалась не столь невыносимой, когда она находилась в одиночестве.
Все эти недели Гей оставалась мрачно несчастливой, неспокойной, безразличной. Новый дом больше не волновал ее, все потускнело. Она страстно желала оказаться далеко отсюда или умереть, или хотя бы перестать существовать. Жизнь так запутанна. Она не могла перестать постоянно думать о Ноэле. Что он делает… о чем думает… что чувствует? Несчастлив ли он? Или… он мудрее? Если бы узнать ответы на эти вопросы! Она никогда их не узнает. А меньше чем через месяц должна выйти замуж за Роджера.
Она все еще стояла там, когда подошел Ноэль. Он пришел, когда она не ждала его, когда собиралась замуж. Она подняла голову и увидела его, стоящего напротив. Красивого, словно кинозвезда, и…
— Ноэль! — прошептала она.
— Да… это Ноэль.
Он подошел и взял ее за руку. Она смотрела на него. Неужели он стал ниже ростом? Нет, просто она выросла, привыкнув смотреть на Роджера снизу вверх. Волосы Ноэля были
Ноэль склонился над калиткой, заговорил быстро… рассказывая, что никогда по-настоящему не любил Нэн. Она преследовала его… охотилась на него… околдовала… он никогда никого не любил по-настоящему, только ее, Гей. Простит ли она его? И примет ли обратно?