В паутине

В центре кувшина, под сломанным носиком, имелись имя и дата. Гарриет Дарк, Олдбери, 1826, окруженные розово-зеленым венком, завязанным двойным узлом верной любви11. В кувшине хранились сухие травы, и комната тотчас наполнилась их слабым пряным ароматом – девственно сладким, почти неуловимым, но все же с мимолетной нотой теплой страсти и горячих эмоций. Все в комнате внезапно ощутили это дуновение. Джоселин и Хью вдруг взглянули друг на друга, Маргарет Пенхаллоу почувствовала себя молодой, Вирджиния невольно сжала руку Донны, Тора Дарк беспокойно заерзала, а по лицу Лоусона Дарка пробежало странное выражение. Дядя Пиппин поймал его прежде, чем оно исчезло, заметив, как наморщился лоб Лоусона. «Он что-то вспоминал в эту секунду», – подумал дядя Пиппин.

Даже Утопленник Джон поймал себя на мысли о том, как мила и цветуща была Дженни, когда он женился на ней. Чертовски жаль, что невозможно всегда быть молодым.

Все присутствующие знали романтическую историю старого кувшина. Гарриет Дарк, уже сотню лет почивавшая на древнем английском кладбище, была когда-то, в 1826 году, прелестным стройным созданием с бледно-розовыми щечками, большими серыми глазами и возлюбленным – блестящим морским капитаном. Этот возлюбленный отправился в Амстердам, в плавание, которое, как оказалось, стало для него последним, и там, как гласит легенда, заказал кувшин с завитушками, стихами и узлом верной любви, чтобы подарить его своей Гарриет в день рождения – в те времена было модно дарить дамам сердца такие грубые и объемные вещи. Увы для настоящей любви и верных возлюбленных! По пути обратно капитан утонул. Кувшин доставили несчастной Гарриет, сердце которой было навсегда разбито. Оказывается, сто лет назад сердца тоже разбивались. Год спустя Гарриет, чья весна так внезапно превратилась в осень, была похоронена на кладбище в Олдбери, а кувшин передан ее сестре, Саре Дарк. Она вышла замуж за своего кузена Роберта Пенхаллоу и, будучи, как полагали, практичной и неромантичной особой, использовала кувшин для хранения своего знаменитого смородинового джема. Шесть лет спустя, когда Роберт Пенхаллоу решил эмигрировать в Канаду, его жена взяла с собой кувшин, наполненный смородиновым джемом. Путешествие было долгим и опасным, варенье – съедено, а кувшин по несчастной случайности разбит на три больших части. Но Сара Пенхаллоу оказалась находчивой женщиной. Когда она наконец разместилась в своем новом доме, то старательно склеила кувшин с помощью свинцовых белил. Тщательно и прочно, но не слишком художественно. Сара щедро обмазала части кувшина свинцовыми белилами и прижала их своими умелыми пальцами. При свете этого дня на грубоватых полосках свинцовых белил можно было увидеть отпечатки пальцев Сары Пенхаллоу.

В последующие годы кувшин находился в маслодельне, она держала в нем сливки, снятые с молока, хранящегося в ее широких, золотисто-коричневых глиняных горшках. На смертном одре она передала кувшин своей дочери Рейчел, которая вышла замуж за Томаса Дарка. Рейчел Дарк оставила его сыну Теодору. К тому времени кувшин превратился в семейное наследие и более не использовался для примитивных нужд. Тетя Бекки хранила его в своем буфете, им любовались, а его история рассказывалась на семейных собраниях. Говорили, что некий коллекционер предлагал за него тете Бекки баснословную сумму. Но ни Дарки, ни Пенхаллоу никогда не думали о продаже домашней святыни. Без сомнения, вещь должна оставаться в семье. Кому же тетя Бекки завещает ее? Этот вопрос молча задавали себе все присутствующие, но лишь тетя Бекки знала ответ и, очевидно, не спешила озвучивать его. Сегодня был ее последний прием, ей так много надо было сделать, а еще больше – сказать, прежде чем наступит очередь кувшина. Тетя Бекки намеревалась воспользоваться моментом, чтобы доставить себе удовольствие. Она хорошо знала – то, что она намерена сделать, перессорит всех, но сожалела лишь, что не доживет до той поры, когда можно будет увидеть последствия. Только взгляните на всех этих коров, что уставились на кувшин! Тетя Бекки расхохоталась и смеялась до тех пор, пока кровать не начала качаться.

«Думаю, – наконец сказала она, вытирая выступившие от смеха слезы, – что столь торжественное собрание следует начать молитвой».

Это заявление стало подобно взрыву снаряда. О таком мог подумать кто угодно, но только не тетя Бекки! Все присутствующие посмотрели друг на друга, а затем взоры устремились к Дэвиду Дарку, единственному человеку в клане, обладающему даром произносить молитвы. Обычно Дэвид Дарк был готов к этому, но только не сегодня.

«Дэвид, – непреклонно заявила тетя Бекки. – Мне жаль, что сей клан не прославился преклонением колен в молитвах. Придется попросить тебя сделать это так, как подобает».