В паутине чужих миров

– Кроме Тангароа ещё и Миру просила передать тебе кое-что, – невозмутимо продолжала ящерица, – небольшой отряд хаоле держит путь к Священной горе. Белые люди ни в коем случае не должны ступить своими грязными ногами на эту священную землю! Там есть нечто очень опасное и недоступное пониманию людей, и никто не должен обнаружить тайну Священной горы! Миру сказала, что завтра вам надо продержаться до темноты, вернее, не дать хаоле к ночи достигнуть горы. Вы должны немного задержать движение белых людей, а в темноте Миру всё сделает сама. Она им устроит такое представление, что выжившие позавидуют мёртвым!

– Я всё понял. А кого я должен благодарить за такие хорошие новости?

– Ты не узнал меня?! Глупый смертный! Я – Вхиро, бог – ящерица, бог мёртвых. Я пробуждаю в людях зло, коварство и ненависть, и заставляю вас убивать друг друга. Мой дом – подземный мир, где я повелеваю демонами! Молись, чтобы не попасть ко мне в лапы!

В конце концов, его хвастовство достало меня:

– Что ж мы себя такого страшного в такое тельце-то засунули? А если вдруг кто-то случайно наступит на ваше величество?

– Глупец сломает себе ногу!

– А если я сейчас подниму вторую руку и другой ладонью прихлопну тебя?

Внезапно моя рука стала такой тяжёлой, что упала на грудь. Что-то огромное, как камень, придавило мою грудь и на время остановило дыхание. Голова у Вхиро начала быстро видоизменяться. Она увеличивалась и росла, быстро приобретая змеиную форму, оставаясь в то же время на тщедушном теле ящерицы. В открытой пасти образовались два больших быстрорастущих змеиных клыка. Однако бог мёртвых быстро справился с собой. Его голова скоро уменьшилась до обычных и привычных размеров.

– Не шути так со мной, Оеха! Не гневи богов! Не так давно один могущественный бог проиграл мне в игру хаоле всех жителей одного острова. Ох, уж эта игра хаоле! Как она затягивает! Так вот. Все жители острова, и птицы, и звери, и люди, и насекомые переселились в мои владения. Никто не посмел ослушаться моей воли! Все боятся меня! Всё, глупый Оеха, я пошёл!

– Счастливого пути! Спасибо за добрые вести! – поблагодарил я ещё одного полинезийского бога, с которым мне посчастливилось познакомиться.

– Да пошёл ты, Оеха… Ещё мне попадёшься, потом не жалуйся на судьбу и не вой… – недовольно проворчал бог мёртвых, ловко спрыгнул с моей руки и зашелестел где-то в траве и темноте.

Не в состоянии ни о чём размышлять, я просто посмотрел вверх, в красивое небо южного полушария. Панорама звёздного неба с непривычным расположением на редкость ярких звёзд, мгновенно успокоила меня. Я и не заметил, как мои глаза закрылись. Лишь одна мысль успела промелькнуть в моей хмельной от усталости голове:

«Может, всё – таки хватит? Может, пора этому кошмарному сну и закончиться?»

***

Капитан его величества Георга 4, Джеймс Муррэй, высокий моряк с выдубленной ветрами и солнечными лучами коричневой кожей, отложил в сторону томик Генри Филдинга. Немного подумав, он поднял книгу со стола и поставил её на небольшую книжную полку, рядом с любимым Дефо. Затем подвинул к себе поближе судовой журнал восемнадцатипушечного брига «Сателит». В судовой журнал капитан ежедневно заносил как бытовые подробности плавания, так и из ряда вон выходящие случаи, которые могли бы заинтересовать по возвращению чиновников на берегу.

Прежде чем взяться за перо, Джеймс пролистал страницы журнала. Все листы были заполнены красивым каллиграфическим почерком, который капитан выработал у себя, будучи ещё ребёнком. Первые записи, с помощью массы сухих цифр, рассказывали о подготовке корабля к плаванию. Морские чиновники, в случае возникновения каких-либо вопросов, могли спокойно найти нужное предложение и прочитать, сколько на бриг погрузили бочек воды, фунтов мяса, галлонов вина и бушелей пшеницы. Такая казённая пунктуальность являлась не просто рутинной практикой, подобная педантичность не раз помогала капитанам доказать правомочность приказов, позволяла контролировать расход денежных средств.

Человек, незнакомый с жизнью моряка, слегка разочарованный первым впечатлением, наверное, попытался бы найти интересные и волнующие романтические моменты в описании самого плавания. Но и здесь его ждали бы одни сплошные разочарования. Во время плаваний, обычно, ничего не случалось, а если всё же происходило что-то экстраординарное, то часто не оставалось никого, кто мог бы оставить последнюю запись в журнале. Готовые окончательно нагнать скуку на посторонних читателей, заметки ежедневно указывали на направление и силы буйствующих в океане ветров, на курс корабля, на пройденные мили и на количество потреблённого продовольствия.