В паутине иллюзий

Выйдя от Ядвиги, она с удивлением обнаружила на банкетке в холле Кира. Тот кивнул на дверь, которую она только что прикрыла за собой, и добавил, что ему туда. Нюша решила подождать. Кир выскочил через пять минут. «Спать буду крепко, она так сказала». И он опять кивнул на дверь. «А что Ядвига с тобой делала?» – спросила Нюша, сомневаясь. «Рукой перед лицом провела. Нюш, я так спать хочу! Пойдем, а?» И он зевнул…

И вот сейчас ей предстояло как-то разбудить этого спящего красавца.

– Кир, вставай. Скоро завтрак. – Она ощутимо тряхнула его за плечо и – чудо: тот сразу открыл глаза.

– Привет, Нюш. – Кир сел на кровати.

– О! Впервые, сколько тебя знаю, ты так бодро вскочил утром! Я умываться первая. Смотри, не засни снова.

– Ок. Мне опаздывать нельзя, первым уроком у нас с Максом алгебра. Он сказал, препод – крутяк! – Кир довольно улыбнулся.

– А я – к Ядвиге. – Нюша решила, что уж сегодня выяснит у той все, что нужно.

Вчера, уложив Кира, сама Нюша достала рулон с картинами Марго. Разложив их по полу по датам, вдруг поняла – а ничего в них такого нет. По одной брала их в руки, рассматривала детально, отмечая, что цифры по шесть в ряд были на каждой (кто-то снял черную краску с этих мест – Лана, что ли?), но ничего не чувствовала. А в мастерской у Марго, переходя от мольберта к мольберту, была уверена, что это не просто рисунки! Нюша свернула их обратно в рулон, хотела было убрать, но вдруг похолодела – двенадцатая, та самая картина с датой смерти Марго, осталась дома. Не попалась ей на глаза, когда складывала вещи, и Нюша попросту ее забыла взять! И как теперь говорить с Ядвигой о Марго?

Придумывать, как начать разговор, не пришлось. Ядвига, ответив на ее «доброе утро» улыбкой и кивком на кресло, протянула руку. Нюша молча отдала ей рулон с картинами.

– Хочешь знать, как погибла Марго? – Ядвига небрежно отбросила его на стол.

– Да. А еще о ее рисунках. Что она в них зашифровала?

– Ничего. Это просто ее фантазии. Да, необычно поданы семейные истории тех, кого она знала. Но и только.

– Вы же их не видели! – возмутилась Нюша.

– Видела. Была на прошлогодней выставке. Поверь, ее картины привлекают внимание своей загадочностью, но ценителей такой «детской» живописи немного.

– Но на одной из них дата ее смерти! А написана она в двухтысячном году. Марго предсказала собственную смерть! И смерть сестры!

– Она здесь? – Ядвига кивнула на рулон.

– Я ее забыла дома, – сникла Нюша.

– Не важно. Закрой глаза и представь ее, как ты помнишь. Так, хорошо… вижу… Марго погибла десятого октября, так?

– Да.

– Почему на этом месте нет краски?

– Там было замазано черным слоем. Я его сняла скальпелем. И еще в одном месте – там тоже дата.

– Вижу… семнадцатое сентября две тысячи четвертого года. Все, открывай глаза.

– Это мой день рождения. Так записали, но в этот день меня подкинули. А родилась я раньше.

– Марго знала, кто твоя мать. Но догадалась она об этом уже после того, как ты попала к ним в семью.

– Они были знакомы? Почему же мне она ничего не сказала?! И кто моя мать? Она жива? А отец?

– Нюша, послушай. Я не могу тебе сейчас ответить. Не готова. Мне нужно… поработать одной. Ты иди. Завтра в это же время я тебя жду.

– До свидания. – В дверях Нюша оглянулась: Ядвига набирала номер на мобильном.

«Я могу сейчас зайти? Да, дело срочное», – успела она услышать последнюю фразу.

Глава 39

– Ты завтракать будешь? – Вика покосилась на полуголого Амелина и смутилась – это торопливое натягивание джинсов она за утро наблюдает уже в третий раз. И виновата в этом она. Или не виновата? Огромный шелковый халат Руфины, в который она облачилась после сна, снимать и надевать было проще, стоило потянуть за поясок, тот соскальзывал с ее плеч сам.

Она серьезно опаздывала на работу. К тому же совсем не была готова к отчету у начальства: пятница, конец недели, подведение итогов. И кто придумал эту дурь? Ладно бы раз в месяц! Придется прикинуться больной…

– Нет, не буду, мне же сдавать анализы на голодный желудок. А есть хочу зверски! – Амелин наконец застегнул «молнию» на джинсах и потянулся за рубашкой.

– Давай помогу с пуговицами. – Вика подошла ближе, но Амелин дернулся в сторону.

– И не приближайся! – грозно насупился он, но тут же улыбнулся: – Викуша… ну, яви божескую милость к больному страдальцу – отпусти в больничку! Глядишь, подлечат меня там! Еще пригожусь тебе… для чего!

Вика отступила. На самом деле ей было неспокойно. Она слышала, как Амелин ночью выходил на кухню, но встать и пойти за ним не решилась. Ворочалась, гадала: что не так? Вдруг она была слишком… нахальной? Или ему стало плохо?

Он вернулся не скоро, лег под одеяло, обнял. Все страхи и сомнения ушли, но тут проснулась совесть.