В паутине иллюзий

Вчера они много говорили. О чем угодно: ее работе, его галерее, сыне с невесткой, Нюше и даже о жене Амелина – той, пропавшей. Она видела, забыть он ее не может, но ревности не было – прошлое это. Невычеркнутое, задвинутое в далекий уголок души. И он ее, Вику, туда пустил. Когда спросил про Руфину, сердце ухнуло вниз – вот оно, сейчас она расскажет все, и тогда… Что не простит, была уверена. И малодушно смолчала. Не знает она, зачем подруга ему встречу назначила, не в курсе. А теперь и не спросишь…

Он больше к этой теме не возвращался. Но Вике казалось – какая-то неловкость возникла между ними, и виновата в этом она. Хотела было уже признаться, посмотрела – спит.

А сейчас времени нет. Что же делать?

– Саша, у тебя есть полчаса? Я хотела с тобой поговорить, – решилась Вика. – Это важно.

– Лаборатория до десяти. В принципе могу задержаться. Что-то не так? – Он смотрел на нее с беспокойством.

– Да! Не так! Я тебя обманула, я знаю, зачем ты нужен был Руфине.

– Об этом я догадался. – Вика увидела, как насторожился Амелин.

– Она хотела тебе рассказать о Нюше. Много лет назад мы с ней попали в дикую историю. Стали свидетелями двойного убийства. Ну, и сами оказались не лучше убийцы – сломали девочке судьбу. Руфина знала, что больна. Знала, что я никогда не решусь признаться Нюше, кто ее родители. Да, я знаю, кто они! Помнишь, ты приходил за личным делом девочки? Его действительно не было на месте – выкрала Руфина. Она лишь не смогла найти то, что было при Нюше, когда… в общем, если ты готов выслушать сначала…

– Рассказывай. – Амелин сел на кровать.

– Мы с Руфиной шли из театра. Семнадцатое сентября две тысячи четвертого года – дата стала для нас с ней более важной, чем собственные дни рождения! Шли пешком, мне захотелось прогуляться. Руфа натерла ногу, начала ворчать, да еще дождик накрапывал. Добежали мы до павильона остановки на Казанской, у бывшего завода, как раз напротив особняка мэра.

Крыльцо дома было освещено, горел и фонарь у дороги. Дождь усилился. Я посмотрела на часы и поняла, что маршрутки здесь уже не ходят, а идти Руфине до дома два квартала. Подумала о такси, и тут как по заказу к подъезду дома подъехала машина с шашечками. Мы было дернулись туда, но в этот момент на крыльцо выбежала молодая женщина с детской переноской в руках. Не знаю, что меня заставило спрятаться за павильон и затащить туда Руфину, но это было правильным решением. Женщина спускалась по ступенькам, когда обзор нам преградил подъехавший милицейский «уазик». Я заметила его, выглянув из-за угла павильона. Дальше как в кино: какие-то хлопки один за другим, через несколько минут шум мотора – милиция уехала. То, что это были выстрелы, мы поняли позже, когда рискнули подойти к особняку и обнаружили мертвую женщину у открытой дверцы машины, мертвого таксиста внутри и еще один персонаж – мужчину без сознания, но с пистолетом в руке на ступенях лестницы. Я его узнала, это был мой одноклассник, моя первая любовь – Игнат Тарханов.

– Знаю его, на данный момент он любовник моей бывшей жены… интересно! Вызвали милицию, «Скорую»?

– Я хотела, но Руфина напомнила, что милиция-то уже здесь была. И чем это закончилось…

Руфина вдруг услышала писк ребенка, переноска с ним оказалась на заднем сиденье такси. Мы вытащили ее, там же лежала небольшая дорожная сумка, ее не взяли. Пойми, мы действовали в состоянии шока, даже не отдавая себе отчета – куда этого ребенка денем! Мы его просто унесли с места преступления. Правда, недалеко. Почти у перекрестка нас догнал все тот же милицейский «уазик». Дверца открылась, мы увидели руку с пистолетом и услышали приказ сесть в машину.

– Кто это был?

– Улицкая Аркадия Львовна. Она была за рулем. Руфина села рядом с ней. Я с ребенком полезла на заднее сиденье.

– А убитая женщина – ее дочь Мила?

– Да. Картину происшедшего нам нарисовала сама Улицкая – любовник Милы, то есть Игнат Тарханов, «похитил» ее из роддома, та попыталась бежать, вызвала ее, Аркадию Львовну, но Игнат застрелил Милу у нее на глазах, она не успела помочь дочери. Мы тогда с Руфиной не думали о том, что ее версия, мягко скажем, не выдерживает критики.

– Пока ничего не понимаю. Догадываюсь, этим ребенком была Нюша?

– Да. Это я подкинула ее сторожу нашего дома малютки, директором которого и была. Знала, что он в первую очередь позвонит мне – так и вышло.

– Но зачем ты это сделала? Я понял, девочка – родная внучка Улицкой! Бабушка отказалась от нее?

– Да, назвала отродьем. Добавила, что никогда не хотела брака дочери с этим деревенским парнем, который еще оказался и больным. И про любовника Милы узнала только сегодня. Теперь нет Милы – она все же тут пустила слезу, ребенок никому не нужен. Приказала, даже не попросила, подкинуть переноску в дом малютки. И проследила за мной, как я это сделаю. Ждала в кустах, пока сторож не забрал девочку в сторожку.

– И вы с Руфиной подчинились? Это же подло!

– Да, подло. И жить с этим было страшно. Мы боялись. Она еще по дороге к дому малютки дала понять, что узнала меня. И что в ее власти испортить мне жизнь.

– Ты испугалась…