Останки Эмиля на полу. Матильда переворачивает туловище без всякого усилия.
– Эмиль, – бормочет она, – вспомни, какой ты был веселый, как ты любил петь…
Голова Эмиля покачивается в пустоте. Матильда отодвигает ее. Она не хочет смотреть в его открытые глаза. Секунда, и голова падает в ведро с песком. Матильда выключает инструмент. Продолжает разговаривать с ним. Разговаривать с туловищем:
– Я думала, что верность и нежность возьмут верх, но твоя природа оказалась сильнее. Говорить тебе, что я умру, было бы совершенно бесполезно – тебя это не волновало. Мне плохо, Эмиль, мне так плохо.
Матильда замолкает, заворачивает останки Эмиля в страницы «Репюбликен» и укладывает их в мешки для мусора. Точно продавец мясной лавки, который заворачивает почки для своего кота. Прямо внизу, под Матильдой, соседи Шатак не спят. Я слышу, как скрипит их матрац.
Просыпаюсь, массирую себе затылок. Вокзал Сен-Дизье. Хм, забавно. Именно здесь Эррера был задержан контролером, когда перевозил останки Марселя в сумке. Это было в тот день, когда извлекли для эксгумации гроб с телом Марселя Трибу. Искали следы дигиталина. Это было зимой. Эррера провел утро с Конти, разбирая останки пенсионера из приюта. Эксперт разложил останки Марселя в разные сосуды. В один – немного волос, в другой – кончики ногтей, в третий – немного внутренностей. Эррера должен был перевезти эти сосуды в Париж, в медицинский институт. Ночью он поставил свою спортивную сумку с этими сосудами на балкон. Мадам Эррера, его жена, следила за тем, чтобы кошка не достала их. Он сел на шестичасовой поезд. На самый первый. Все было спокойно до Сен-Дизье.
– Черт, как воняет, – сказал первый попутчик.
Эррера сначала не понял, у него был заложен нос. Потом сообразил, что запах шел от его спортивной сумки, которую он пристроил наверху! Марсель! Все эти сосуды в жаре утратили герметичность. К нему прицепился контролер, начал ругаться. Эррера показал свое удостоверение. Это немного успокоило контролера. Они пришли к согласию, установив, что, по-видимому, какой-то больной кот залез в вентиляционный ход и сдох там.
XVII
Иду к цветочнице. Букет роз для Шанталь с запиской: «Спасибо за все». Постскриптум: «Куда ты дела тело?» Семь часов утра. Пронизывающий ветер не дает мне опуститься на уличную скамейку. Несколько кафе у вокзала уже открыты. У меня нет никакого желания возвращаться в свою квартиру. Заказываю крепкий кофе и рассматриваю людей, целую армию людей, живущих со мной в одном городе. Летнее утро, пахнет мазутом и пылью. У всех сонный вид. Какой-то бродяга выходит из своего укрытия. Он пытается завязать беседу:
– Ты читал газету? Будет война!
Я совершенно отключен от мира. Матильда заняла все мои мысли. Все извилины моего мозга отданы ей. Я чувствую это. Мне даже кажется, что я говорю ее голосом. Проверяю свой новый голос на бродяге:
– Чертова война, да!
Все в порядке, он совсем не находит меня странным. В «Репюбликен» напечатан крупный заголовок о празднике в окрестной деревне. На двух колонках сообщение о рождении тигрят в зоопарке. Ничего о Матильде, ожидающей процесса. Заметка на спортивной странице сообщает, что футбольный клуб только что продал Кармело Микиша. Ничего больше не держит меня в этом городе. И тут я вспоминаю о Джоне и Йоко. Черт! Я снова забыл им оставить корм. Через десять минут я у себя. Лифт. Дверь не заперта на ключ. Аквариум. Чудо! Мои черные рыбки живы. Хватаю ящик с кормом. Бросаю пять полных столовых ложек в еще чистую воду. Джон и Йоко, выпучив глаза, бросаются на лакомство. И тут я замечаю луч света из кабинета.
– Лена, это ты?
Бегу туда. Кто зажег свет? Мадам Безар? Матильда?
– Матильда, это ты?
Открываю дверь. Ослепительный свет. Матильда в своей рамке. Неподвижна. Угрожающий взгляд. Она пытается предупредить меня об опасности. Мне не хватает воздуха. Легкий шум за спиной. Не успеваю оглянуться. Круглый металлический предмет холодит мне затылок. Шум мотора вдали. Как у бетонорезки. Матильда? Хочет разрезать меня на куски? Лоб покрывается испариной. Не могу пошевелить и пальцем. Капля пота течет по щеке. Тихо поворачиваюсь. Темнота. Закрываю глаза. Круглый предмет скользит по лбу. Замирает между веками. Они у меня опущены. От страха. Слышу хруст лампочки. Не шевелиться. Не думать. Цепляться за жизнь. Сердце колотится в груди. Кто это?
– Ну что, артист, дрожишь? – произносит голос.
Кого-то он мне напоминает… Открываю один глаз, второй. К переносице прижат пистолет. За ним грязная плешивая физиономия. Изрыгает какие-то слова, которые я плохо понимаю. Маленький толстяк. Еще более разъярен, чем на больничной койке. Уже без бинтов, в кожаной куртке. Он пришел не один. Горилла в оливково-зеленой одежде пощелкивает пальцами. Он двухметрового роста и носит, наверное, сорок шестой размер обуви. Именно это я отметил, когда он пнул меня в живот. Рукоятка пистолета разбивает мне затылок. Прикрываю раненую руку. А потом ничего. Забытье.