В паутине сладкой лжи

— У меня нет аллергии, — я медленно убрал платок обратно в карман.

— Ну и отлично, значит, поселим вас здесь, тем более, — она кивнула на мою одежду на спинке дивана, — что вы здесь уже разложили вещи. Боря сказал, что пригласил вас на свадьбу.

— А я приняла приглашение, — женщина начинала нравиться мне все меньше.

— Ну и замечательно, мы любим гостей. — Она повернулась в сторону выхода и крикнула: — Ляль, докармливай Никушу и займись своим другом.

Меня поразило, как изменился голос женщины, когда та говорила со мной — посторонним, а потом с родной дочерью. Кажется, Алевтину в этом доме не баловали.

Когда я вышел в коридор, то удивился тому, как бережно семья Скобеевых использовала каждый сантиметр пространства. Вдоль стены расположился узкий обеденный стол и стулья без спинок, которые можно легко спрятать там же, чтобы дети (а их здесь набралось на порядочный детский сад) могли бегать и не спотыкаться о каждый угол. Заглянув в открытую комнату, увидел две двухъярусные кровати. Не смотря на крохотные размеры помещения, оно не походило на вагон поезда, а наоборот, выглядело уютным.

— Здесь живут младшие, — раздалось у меня за спиной. Обернувшись, я увидел Тину с малышом на руках. Тот жался к сестре и с восторгом тянул ее за волосы.

— А где живешь ты?

— В зале, вы там уже были.

— Комнату, в которой меня хотели поселить? — удивился я. — А где бы ты ночевала, если бы я согласился?

— У сестры, разумеется, она же выходит замуж и сегодня не вернется обратно, и вообще никогда больше не вернется, а будет жить счастливо со своим мужем.

— У сестры своя отдельная комната, а тебе выделили общий зал? Звучит несправедливо.

— Зал, это сердце дома, так что формально, я получила много больше, чем просто комнату, — Тина мягко убрала от своего лица пухлую руку брата и добавила, — я получила сердце. Идем? Не хочу пропустить венчание.

Церковь располагалась недалеко от дома Скобеевых, и стоило спуститься пару кварталов вниз, как мы оказались на широкой, мощенной камнем лестнице. Вокруг меня толпились люди, все они живо беседовали, что-то обсуждали, смеялись. Непрерывным потоком гости выстраивались в очередь к входу, но никто не торопился пройти быстрее, а наоборот, уступали друг другу. Я отошел в сторону, чтобы вернуться обратно домой. Вся эта затея снова начинала казаться странной. Глупо идти на венчание чьей-то незнакомой сестры, когда ты пропустил его у своей родной. Кажется, тогда у меня был веский повод, а Крис не умела долго обижаться — извинения и дорогой подарок быстро сняли с меня груз вины.

— Давно не были в храме? — Алевтина улыбалась, глядя на часовню.

— Лет сто.

— Тогда самое время увидеть настоящее чудо, пойдем?

И она шагнула вперед, а я поплелся следом за ней как осел на веревочке. Оказавшись внутри, мы разжали руки, я встал где-то сбоку, чтобы не путаться и не мешать другим. Тина же напротив, юркнула между двумя мужчинами и материализовалась у самого алтаря. Началась служба.

Буду честен, я не запомнил ни слова из речи священника, и даже пропустил имена молодоженов. Все это время я как чумной рассматривал девчонку, свалившуюся на меня сегодня так же неожиданно как снег в апреле.

Она стояла в стороне, так же, как и я. И была при этом в гуще всех событий. И если бы ты спросила, сразила ли она меня тогда, в ту минуту, то я бы ответил нет. Я не застыл и не окаменел при виде неземной красоты, которой в ней никогда и не было. Не был сражен ароматом сирени и прочей цветочной ерунды, не залюбовался изгибами ее фигуры — подростковой, слегка угловатой. Ничего такого. Ничего, что заставило бы мое сердце биться в два раза быстрее или остановиться на хрен. Но все же…

Я наблюдал за тем, как она…отдает. В ней это было всегда, с нашей самой первой встречи. Тина беззастенчиво делилась всем, что у нее было, давала семье уверенность и силу, отцу — любовь, матери — поддержку, незнакомым — улыбку, Богу — безграничную веру, а мне — надежду, что в этой жизни не все так уж плохо. Она отдавала всю себя без остатка, становясь при этом больше, лучше, сильнее и прекраснее. Я рос там, где каждый собирает себя по крупицам и прячет «свое» от посторонних глубоко в сердце. Она же — наоборот. Редкая птичка из Красной книги. Вымирающий вид.

И я замер. И застыл, и окаменел, получив прямо в руки что-то ценное. Только вот я перепутал ажурный фарфор с дешевой глиняной кружкой и разбил ее. В общем, если сократить мой рассказ до одного предложения, то будет как-то так: именно в тот раз я все понял и именно тогда я всё испортил.

В церкви было душно, сонно и тоскливо. Монотонный голос батюшки уносил меня куда-то в другое измерение, так что в какой-то момент показалось, что я облокочусь на бабку слева и захраплю.

— Аккуратнее, молодой человек, — проворчала она, когда я в очередной раз наступил ей на ногу.

Меня обдало ароматом жженого сахара и дешевой карамели. Так пахнет старость.