В переплетении слов (СИ)

Сойдя с крыльца, Гермиона обвела улицу более внимательным взглядом, пытаясь определить направление, в котором мог скрыться Сириус. В этот самый момент из-за угла трактира выглянула черная собака, повернула голову в сторону девушки и настороженно выпрямилась. Гермиона подозрительно сощурилась, а собака пригнулась к земле и медленно попятилась назад, словно это могло сделать ее незаметной на фоне белого снега. Черные собаки, конечно, не были редкостью, но Гермиона не верила в совпадения, если они как-то касались Блэка, а потому двинулась в сторону зверя.

— Бродяга, — негромко позвала она, заходя в узкий проулок между трактиром и соседним домом. Пес тут же выпрямился, радостно замахал хвостом и подбежал к ней. — А где твой хозяин? — приветственно погладив пса по голове, спросила Гермиона. Бродяга насмешливо фыркнул, боднул ее головой и побежал в сторону главной улицы. Сообразив, что девушка не последовала за ним, пес остановился, весело тявкнул и вернулся к ней. Снова подтолкнув ее в нужную ему сторону, Бродяга немного медленнее посеменил к главной улице, остановился и оглянулся на нее.

Гермиона была действительно впечатлена столь необычной для зверя манипуляцией. Она даже почти решилась пойти за псом, когда опустила взгляд и заметила на снегу следы ботинок Сириуса, ведущие в противоположную от Бродяги сторону. Недовольно отмахнувшись от вернувшегося к ней пса, девушка направилась по следу. Бродяга двинулся за ней и всеми доступными ему способами пытался ее остановить. Он даже принялся негромко рычать и угрожающе скалил зубы, но поскольку нападать и кусать не торопился, Гермиона упрямо продолжала идти вперед. Возле нового поворота, Бродяга внезапно вцепился в ее сапог, не позволяя повернуть.

— Фу, пусти, — на мгновение испугавшись того, что он может прокусить ее обувь, прошипела Гермиона и слегка покачала ногой, боясь как-нибудь навредить псу. — Прекрати, Бродяга! Я должна убедиться в том, что с Сириусом все в порядке. Я беспокоюсь о нем, — продолжая попытки отцепить от себя зверя, бормотала Гермиона. Она, конечно, не верила в то, что Бродяга мог понять хоть что-то. Каким бы умным он ни был, он все равно был лишь животным. Но ей почему-то казалось важным рассказать ему все это.

Бродяга вдруг разжал зубы и посмотрел на нее очень внимательно, словно обдумывая произнесенные Гермионой слова. Негромко заскулив, он виновато прижал уши к голове и лег на живот, с чрезвычайно печальным видом зарывшись длинной мордой в снег. Грейнджер удивленно проморгалась и облегченно выдохнула, когда поняла, что пес больше не намерен ей мешать. Успокаивающе погладив Бродягу, Гермиона честно сказала, что не сердится на него, и пес снова весело завилял пушистым хвостом. Хмыкнув, девушка осторожно подошла ближе и заглянула за угол дома, возле которого стояла.

Это был еще один переулок между домами, один из которых выглядел заброшенным. Сириус стоял возле ржавого забора, отгораживающего пустующий дом, и с гримасой пренебрежения наблюдал за какой-то женщиной, расхаживающей перед ним. Гермиона еще никогда не встречала человека, который выглядел бы настолько же жутко, но при этом привлекательно. Женщина была почти одного роста с Блэком и казалась до безобразия худой. Потертое мужское пальто висело на ней мешком и то и дело соскальзывало с одного или с другого плеча. При первом взгляде на ее кое-как собранные кудри можно было подумать, что они такие же беспросветно-черные, как и у Блэка. Но присмотревшись немного внимательнее, Гермиона заметила седые пряди.

Незнакомка держалась непринужденно, и даже Нарцисса наверняка одобрила бы ее уверенную осанку. Уголки кроваво-красных губ были презрительно опущены, темные глаза загадочно блестели из-под тяжелых век. Во всем облике этой женщины читалось достоинство, будто она была особой королевских кровей, перед которой все должны были пасть ниц. В чертах ее лица прослеживалось что-то поразительно схожее с внешностью Блэка. Но в то же время они кардинально отличались друг от друга, и эта неопределенность сбивала с толку. Незнакомка говорила громко настолько, чтобы ее мог слышать лишь тот, кому она адресовала свои слова. Гермиона же могла смутно услышать отзвуки грубого прокуренного голоса, без возможности составить из этих звуков хоть какие-то слова.

Чем дольше Гермиона рассматривала эту женщину, тем больше изъянов подмечала. Ее кожа была мертвенно-восковой и болезненно-тонкой. Под глазами темнели круги, а волосы все больше казались сбором колтунов. Подол черного платья, надетого под пальто, выглядел рванным и грязным. А в выражении ее лица прослеживалось что-то отталкивающее, навевающее мысли о сумасшедших или наркоманах в момент перед началом ломки. Экспрессивные жесты и подпрыгивающий к высоким нотам голос лишь сильнее убеждал Гермиону в верности последних выводов.