В пещерах Мурозавра

Увы, Фимка спохватился слишком поздно. Муравей уже слизнул капельку, а жук, прихватив облюбованную личинку, с наглой неторопливостью скользнул из камеры.

Фимка бросился за ним, но столкнулся у выхода с новым муравьем. Пока они разминулись, пока, выскочив, Фимка огляделся, жучка уже и след простыл. Фимка обежал все ближние галереи — тщетно, жучка нигде не было!

Фимка устал, Фимка был разочарован. Он сел и сидел, ни о чем не думая, отдыхая и собираясь с мыслями, когда вдруг увидел в глубине тоннеля красный свет. Сначала свет только чуть розовел, потом стал усиливаться и двигаться, по стенам тоннеля замелькали неровные тени. Сердце у Фимки заколотилось так, что ему даже воздуха не хватало. Свет остановился, и в конце тоннеля, там, где он перекрещивался с другим, мелькнули маленькая, круглая бабушка Тихая, длинноногая Нюня, затем сутулая Бабоныко и наконец дядя Люда. Фимка, протянул руку, хотел крикнуть, но только прошептал:

— Спокойно, старичок, у тебя галлюцинация! Ничего, так бывает при долгом одиночестве и потрясениях. Нужно приниматься за дело — это лучшее лекарство; вперед, Фимка!

Он даже подумал, не нанюхался ли ненароком опьяняющих запахов жука, посидел, прикрыв глаза, а успокоившись, отправился обратно, к камере личинок. Оттуда, спускаясь ниже, он надеялся дойти до помещений с пакетами яиц, а там где-нибудь близко была уже и камера матки, царицы муравейника.

Глава 30 Кабачок «Шесть ножек, два усика»

Нюня шла, задумавшись. Ныло сердце. «Нервы сдают», — подумала она словами Бабоныки. Девочка вздохнула, и, словно откликаясь на этот вздох, в животе у нее заурчало. Нюня вспомнила, что уже давно пора завтракать, и тут же услышала:

— Ешь больше — проживешь дольше… Как же-ть, проживешь тут, с голодухи пропадёшь… Хто исть и пьёть, тот и поёть, а не жрамши поп помрёть, прости меня, господи, грешную… Попутал черт на старости лет — у насекомой нехристи в пищере исдохнуть…

— Прошу соблюдать тишину, — строго сказал дядя Люда. — Порядок прежде всего.

— Хорош порядок, — неожиданно заплакала Тихая, — што и чаю негде попить.

Задумчиво оглядывая стены тоннеля, Людвиг Иванович сочинил:

Не по чаю я скучаю,
я не чаю пить хочу.
Я не чаю, как скучаю,
как я выбраться хочу!

— О, какой каламбур! — кокетливым голосом воскликнула Бабоныко.

А Нюня догадалась:

— А я знаю, почему вы сочиняете: потому что у вас в животе урчит!

— Будем мужественны! Вперед, друзья-сограждане, по такой далекой и милой планете!

— Почему же далекой? — резонно возразила Нюня. — Мы же, наоборот, прямо в нее залезли, ну, в планету, в общем.

— Если уж «за», то надо и «вы», — непонятно сказал дядя Люда и тут же объяснил: — За-лезли, так надо бы и вы-лезти.

— Зачем мне темницы и чудища эти?
скажу я печально и кротко.
Мне нравится больше ходить по планете,
чем влазить планете в середку.

— А наука? — спросила Нюня строго. — Если бы вам было очень интересно, — прибавила она, вспомнив Фимины слова, — вам бы уже не было страшно. Страх бывает от невежества и равнодушия.

Дядя Люда даже присвистнул от удивления.

Бабоныко сказала с одобрением:

— Девочка моя, тебя облагородило общение с Фимой!

А бабушка Тихая неизвестно к чему заметила:

— Человек из еды живеть!

На этот раз никто ей не возразил, каждый и сам думал о еде. Все замолчали.

Шла Тихая последней, и остальные не сразу заметили, что она исчезла. Заметили, только когда начался крутой спуск и Нюня хотела помочь ей.

— Дядя Люда, Тихая пропала! — закричала она.

— Ну, вот, — задумчиво сказала Бабоныко, — твердила о еде, ее кто-то и скушал.

— Как бы не так, бабонька! Стала бы она молчать, как же!

— Ти-ха-я-аааа! — крикнул изо всех сил Людвиг Иванович.

Бабоныко и Нюня подхватили:

— Ти-ха-я-аааа!

Никто не отзывался.

— И фонарь пропал, — заметила Нюня.

— Это уже хорошо, — почему-то сказал дядя Люда. — Кто помнит, сколько боковых тоннелей мы прошли после того разговора о еде?

— Я! Я знаю! Сейчас вспомню… Пять!

— Хорошо. Начнем искать, заходя в каждый тоннель.

Ни в первом, ни во втором тоннеле никого не оказалось. И в третьем тоже, на первый взгляд, никого не было, но Нюня заявила, что видела, как оттуда мелькнул розовый свет.

— Тебе показалось! — громко сказал дядя Люда и, несмотря на уверения, утащил Нюню к следующему тоннелю.

Сам же, без света, на ощупь, тихонечко вернулся к третьему тоннелю. Еще когда они, проходя мимо, светили в него, Людвиг Иванович заметил в глубине крутой поворот. Теперь дядя Люда пробрался к нему и замер, держа наготове фонарик. Вот мимо промчался муравей; вдруг шорох его бега прервался, раздалось знакомое ворчание, и дядя Люда, включив фонарь, увидел возле муравья бабушку Тихую — она деловито щекотала муравья антенной. От неожиданно вспыхнувшего света Тихая выронила антенну и обернулась, так что капля нектара, которой угостил ее муравей, упала прямо на узелок волос.