После того, как несчастный мистер Роузи, автор трёх научных работ, пяти учебников и более двадцати статей, почётный член отборочной комиссии и всего физического сообщества, пришёл на работу в одних только ботинках и без единого куска ткани на теле, Джозеф Лурье надеялся получить его кабинет. Но кабинет достался другому профессору, лишив несчастного Джозефа последней надежды на тишину. Поэтому свою научную теорию он обдумывал в лаборатории. А здесь готовился к лекциям. Пять лет назад Джозеф Лурье стал лауреатом стипендии Мак-Артура, тогда это было отличным поводом для поднятия престижа не очень популярного для спонсоров факультета. Не многие хотят спонсировать физиков, а тех, кто хочет, обычно не интересует результат, которого нужно дожидаться годами, или не дождаться вообще. Поэтому лучше всего финансируются практические изобретения, вроде линз из жидких кристаллов или пластика из биоугля. Что же касалось масштабных проектов по опровержению существующих физических теорий, то они оставались менее востребованы у спонсоров, чьей заботой было заработать на своих вложениях если не в этом, то хотя бы в следующем десятилетии.
Последний год мистер Лурье работал над квантовой запутанностью частиц. А параллельно преподавал физику у второго курса. Больше курсов он взять не мог, не брать их совсем не позволяла дирекция университета, а именно декан Сноузи – человек в дорогом костюме, с дорогим одеколоном, с машиной, выброс которой не превышал положенных норм, в общем, со всем тем, что для Джозефа было незначимым и смехотворным. Единственной дорогой вещью Джозефа был костюм, единственным транспортом – мопед, единственным выходом продолжить работу в университете – вести лекции.
Он привёл в порядок перепутанные листы, растрёпанные волосы, бардак на столе, сгребя его в выдвижной ящик. Собрал все мысли, надел пиджак и вышел из кабинета. Сегодня у него должна быть последняя на этой недели лекция по всем известной теории Эйнштейна.
Аудитория на третьем этаже была очень душная, такая душная, что мистеру Лурье приходилось расстёгивать верхнюю пуговицу рубашки, чего он делать совсем не любил. Он всегда застёгивался на все пуговицы и закрывался на все замки. Он доедал все сосиски на тарелке, все чипсы в пакете, поливал все цветы в кабинете, а ещё пользовался всем мылом в туалете, их было четыре, над каждым умывальником по одному. Он старался делать это незаметно, он старался заходить в туалет, когда никого не было, иначе этот кто-то мог услышать, как мистер Лурье смывает четыре раза, а руки сушит ровно минуту. Это очень долго, когда все спешат и ждут за твоей спиной, но совсем недолго, когда идёт лекция или студенты пишут зачёт, тогда эта минута проходит молниеносно, тогда всем не хватает последней минуты.
Время движется иначе в разных условиях, в условиях скорости и пространства, это невозможно представить, но легко понять на вычислениях и примерах, которые приводил студентам Лурье. Он знал, что время окружающее нас не линейно, что его вообще не существует, оно условность, а любую условность можно обойти. Нельзя обойти лишь данность, ту данность, что одышка подступала к горлу мистера Лурье быстрее, чем он переступал за порог 302 аудитории. Здесь было очень жарко и очень светло, если брать примеры из жизни, а мистер Лурье только из жизни их и брал, то 302 аудитория напоминала единственную парилку во всей этой богадельни. Студенты здесь снимали свои толстовки и свитера, пиджаки и кофты, оставаясь в одних только футболках и топах. Лурье не мог ничего снять. Это не подобает преподавателю снимать с себя пиджак, не для того он его сюда надевал, чтобы здесь же и снять. Солнце нещадно било в окно, оно будто огораживало аудиторию от лектора. Мистер Лурье постоянно щурился, пытаясь разглядеть тех, кто смотрел на него, тех кто слушал, что он говорил. А говорил он об Эйнштейне.
– О жизни великого учёного мы говорили с вами на прошлых занятиях, – начал Лурье, – множество открытий принадлежало Эйнштейну, но основное из них это создание теории относительности…
– А правда, что Эйнштейн прогуливал почти все лекции? – раздалось с дальних не видимых мистеру Лурье рядов.
– Правда, – прервался Лурье.
По аудитории пронёсся смешок, один-другой, кто-то начал двигать стульями, изображая желание уйти.
– Но если вы не Эйнштейн, молодой человек, – поспешил прервать начавшуюся вакханалию лектор, – то вам лучше этого не делать.
Тон его стал более жёстким и серьёзным. Лурье редко когда прибегал к такому тону. Но неуважение к науке он потерпеть не мог.
Аудитория стихла.
– Свою теорию относительности Альберт Эйнштейн опубликовал ещё в 1905 году. Но тогда она не вызвала особого интереса, только после 1909 научное сообщество обратило на неё внимание.
Лурье оглядел аудиторию и снова продолжил.