В петле времени

– Эйнштейн во многое не верил. Во времена учёного, то что сейчас кажется естественным свойством частиц, казалось чем-то немыслимым, невероятным. Любой учёный опережает своё время. И Эйнштейн опережал. Надо сказать, что открытия, к которым он приходил, шли не от каких-то математических вычислений, математику он не любил, они были результатом богатого воображения Эйнштейна. Но любое воображение не лишено скептицизма. Так, например, Эйнштейн с большим скепсисом относился к такому известному нам всем явлению как квантовая запутанность частиц.

Лурье посмотрел на аудиторию и понял, что это явление известно было только ему.

– Кто-нибудь знает, что такое квантовая запутанность?

Молчание было исчерпывающим.

– Понятно.

Он стёр с доски вселенную Гёделя, и начал рисовать.

– В микромире есть такое понятие как суперпозиция. Что это значит? Это значит, что одна частица может находиться в нескольких местах одновременно. Это если бы взять меня, например, и клонировать. Нам это трудно понять, наш мир и законы в нём очень рациональны. Всё, что нас окружает, подчиняется законам физики, но в микромире (в мире частиц, фотонов и атомов), нет земных законов. Поэтому сложно поверить в то, что даже представить нельзя. Так вот…

Он начертил на доске овал и разделил его пополам.

– Одна частица может разделяться надвое. И это также будет та же самая частица, только в двойном экземпляре. И каждая из них сможет держать связь с другой, потому как они часть от целого. И если одну частицу, к примеру, поместить на огромное расстояние от другой, предположим в космос, а другую оставить на земле, то обе они будут связаны друг с другом; и влияя на одну, мы заметим закономерные изменения и в другой. Таковы законы природы на её микроуровне. И это неотъемлемая часть нашей реальности. Эйнштейн же назвал это явление жутким действием на расстоянии.

– Почему жутким?

– Потому что он не находил ему объяснений.

Лурье хотел было сказать ещё что-то, но посмотрел на часы. Ему было жаль уходящего времени. Он не особо любил учить. Единственное чего он хотел это вернуться в лабораторию и продолжить работу над экспериментом. Он занимался квантовой запутанностью частиц. Он считал её самым таинственным и даже мистическим явлением во вселенной. Мы часть этого мира, говорил он себе. Да, наш мир, и человек в частности, живёт по иным законам, но должно же быть что-то, что убрало бы эти условности. Эти грани между миром частиц и нашим миром.

Кажется, он долго молчал, так долго, что не заметил, как тишина сменилась шумом, а шум хаосом. Он не услышал звонка. С ним часто такое случалось.

Глава 9

Дом лучшей актрисы второго плана по версии канала RSI, предполагаемой Эммы Стоун, находился за городом, куда Морис с Глорией добирались более двух часов на машине и ещё час на пароме. Всё это время Морис выслушивал всевозможные предположения новоиспечённой напарницы о том, кем была эта Эмма, почему награда оказалась в доме умершего Кларка Стюарта, и кого в итоге надо подозревать.

По предположению Глории, убийцей могла быть сама Эмма Стоун, а орудием – эта самая статуэтка. Она была его любовницей, точно любовницей, шептала Глория, будто на пароме да в закрытой машине кто-то мог их услышать. На замечание Мориса, что мистер Стюарт умер от сердечного приступа, Глория тут же ответила, что ему что-то подсыпали в алкоголь. Это был нитроглицерин, шептала она, запей его алкоголем и – здравствуй инфаркт! Или антидепрессанты, или снотворное, снотворное и алкоголь. Куда проще, правда, Бенджи? – не унималась Глория.

– Или нет, они вдвоём его убили. Точно! Эмма Стоун и эта Мэри, как там её, ты не помнишь, как её?

– Гринвич.

– Гринвич, точно, вот ведь сучка, да, Бенджи? Я никогда не играла роли второго плана, – лицо Глории искривилось в пародии, – надменная стерва. Он же вёл их дела, так ведь? Он что-то знал, знал их тёмное прошлое, у всех есть тёмное прошлое, правда, Морис?

– У меня нет.

– Да у тебя вообще ничего нет, ты такой скучный… А у людей есть, и тёмное прошлое и та ещё подноготная. Как ты дела только раскрываешь, Бенджи? Ты же понятия не имеешь, чем люди живут, какие скелеты у них за спиной.

– В шкафу.

– Что?

– Скелеты в шкафу.

– И в шкафу тоже, – согласилась Глория, – ну ничего, – она обняла его руку и погладила как-то жалеючи, – со мной ты не пропадёшь, я помогу тебе.

Вот счастье-то, подумал Морис.

– Спасибо Глория, я очень рад.

Эмма Стоун жила в двухэтажном небольшом доме. Облицованный сине-серыми досками и такого же цвета черепицей он смотрелся совсем неброско, на фоне соседних домов. Ставни на всех окнах были распахнуты, раскрывая белые рамы многостворчатых окон. Такой же белой и многостворчатой была дверь в глубине арочного козырька над крыльцом, поддерживаемого скромными колоннами. Всё это Морис увидел из-за забора, который огораживал и сам дом, и сад перед ним. Перед домом было много деревьев, они склонялись кронами на крыльцо, загораживали пару угловых окон, что было бы очень кстати в жару, подумал Морис, когда-то у него был похожий дом, когда-то он тоже хотел посадить деревья.