В петле времени

Инспектор медленно обходил сад. Подошвы его чёрных ботинок осторожно приминали идеальный газон, ступали по мозаичным дорожкам из камня, проходили вдоль полукруглых кустарников, и осиротевших белых фигур. Зелёное, белое, зелёное, белое, стеклянное… стеклянное. Морис не сразу заметил стекло, лежавшее в траве, присмотревшись, детектив поднял его. Стекло оказалось прозрачной заколкой (имитация хрусталя с металлической застёжкой), и прядью светлых волос на ней. Прядь Саманты Стюарт, подумал Морис, внушительная прядь. Такую можно только выдрать силой. Морис попытался восстановить происшедшее. Сначала он схватил её за волосы, рассуждал детектив, она вырывалась, он дёрнул и выдрал заколку вместе с волосами. Преступник выбросил её, а после сам же не смог найти, не легко найти стекло на траве. Получается, убийца не выстрелил в мирно сидящую женщину, он убил её здесь и приволок на кухню, усадив за стол, придал ей красивую позу, но зачем? На обуви убитой нет травы или земли, её каблуки должны были впиться в землю, должны были принести с собой что-то из сада. Он помыл её обувь, – догадался Морис, – помыл и усадил за стол. Но почему он не оставил её здесь? Труп на траве в саду, чем плохое убийство. Почему не в саду? – детектив расхаживал из стороны в сторону, – Никто не должен был знать, что убийца зашёл через сад. Через сад можно зайти? Инспектор пробежал по периметру. Невысокий каменный забор огораживал участок. Зайти через сад… У него не было ключей от дома, и ему не открыли бы, а подстроил он всё так, чтобы сузить круг подозреваемых до близких знакомых.

Морис ещё долго ходил по участку. При желании можно было легко перемахнуть через забор, поставить лестницу и перелезть. Да что там лестницу, инспектор встал на цыпочки, будь преступник выше Мориса, (что вполне естественно, все знакомые были выше Мориса, даже женщины), то с лёгкостью бы мог перелезь через забор. Инспектор осмотрел заколку, пружина выскочила, прядь убитой Саманты развивалась по ветру. Он накрутил её на пластиковое стекло, и стал ощупывать карманы своего плаща. Пакеты для вещдоков Бенджамин всегда носил с собой. Всегда, только не сейчас. Ничего, у Ронни должен быть пакет.

Морис забежал в дом. В доме никого не было. Ни тела, ни следователей, ни Ронни. Только пустота. Дорогая, холодная пустота.

– Ронни, ты здесь? – крикнул Морис.

С сада повеяло холодом, Морис закрыл витражные двери.

 «Как долго я пробыл в саду», – подумал он и посмотрел на часы. Стрелки остановились. Он побил по стеклу, оно треснуло.

– Китайская дешёвка, – буркнул детектив. Он стал рыться по кухонным ящикам и, найдя, наконец, рулон из пакетов, положил заколку в один из них. Завтра он отдаст вещдок на экспертизу.

Глава 2

Морис жил в небольшой квартирке: прихожая, через шаг холодильник и мойка, можно сказать, кухня в прихожей или наоборот. Окно на кухне освещало полкомнаты, кухня и была половиной комнаты, в неё буквально врезалась кровать. В окно врезалась пожарная лестница. Мимо Мориса часто ходили по лестнице: непонятные люди в широких штанах, понятные женщины в длинных блузках, или то были короткие платья… Морис давно не смотрел на девиц. Ничего хорошего от них он не ждал.

Всё, что он когда-либо имел, отошло его жене и её любовнику. Тот прохиндей оказался юристом, они оказались в сговоре, а Бенджи в этой квартире, на третьем этаже четырёхэтажного дома времён великой депрессии, или каких-либо других времён, но застал он немало депрессий. Депрессию несчастного художника, что жил на втором, тот писал картины и разрывал их, писал и разрывал. Морису даже казалось, он писал, чтобы разрывать. Депрессию мадам Аннет, все знали, что она мадам, но никто не видел почему. Скорее всего, она была вдовой, скорее всего, вдова была безутешна, ведь кто бы её ни утешал, больше пары дней не задерживался. Дом застал депрессию великого фотографа. Сеньор Альваро жил над Морисом и всем говорил, что великий, а его фотографии крали, бесстыдно крали и побеждали с ними на выставках. Никто и не спорил с несчастным фотографом, все соглашались с его величием, всем было не до него. Было ещё много других депрессий, они заселялись и выселялись из дома, парочку вынесли ногами вперёд.

Морис позавтракал холодной пиццей и принял чуть тёплый душ. Когда-то у него была своя ванная, в том доме было две ванные комнаты, сейчас же не было ничего. Морис надел старый костюм, а поверх измятый плащ, нащупал в кармане вчерашний вещдок и вышел на улицу.

Захлопнув дверь престарелого форда, в котором через раз закрывались замки, Морис поехал в участок. Такие машины перестали выпускать ещё в 98-м, но Морис не переставал в неё верить, да и зарабатывать больше не начинал.

В участке работа кипела. По отделу бегали сотрудники, трезвонили телефоны без устали, сбрасывая и принимая звонки. Секретарша Глория, что всегда опаздывала с поводом и без, распечатывала уже не первый бланк, не первый раз заходя к капитану. «Позвони ещё раз в правовой отдел», – кричал ей вслед капитан.