Уже больше минуты Джейкоб пытался закурить. Он сидел в растянутой майке у открытого окна своей, и даже не своей, а взятой в аренду комнатушки и тщетно прокручивал резное колёсико треснутой зажигалки. Но она не давала искры. Джейкоб посмотрел на свет от фонаря, что каждую ночь так нещадно бил ему в окна. Пустая. Как часто он их покупал, пора бы уже бросить курить. Каждый раз он обещал себе бросить, а ещё купить шторы в комнату, его окна прикрывал прозрачный тюль, тот самый, который и висел здесь с момента заселения. «Ну, повесить шторы, покрасить стены – и квартирка будет что надо», – сказал тогда риелтор, и Джейкоб даже согласился с ним. Кто бы не согласился? Сколько лет прошло – шесть, семь? А он так и не покрасил стены, как и не повесил люстру, как и не купил новые шторы, и ещё много всяких «не» бросалось ему в глаза каждый день. Вчера в продуктовом он минут пять стоял около корзины с фруктами, есть такие корзины – фрукты, фрукты и шампанское в центре. Говорят, если взять всё то же самое по отдельности и без этой дурацкой корзины, то выйдет дешевле, но Джейкоб не хотел дешевле, он хотел именно эту корзину, с этими фруктами, он много чего хотел. Как-то Коул сказал ему, что неплохие фрукты продаются на углу возле заправки. Там есть магазинчик, где очень даже низкие цены, а то, что это просрочка, – да какая, мол, разница, да что там будет этому ананасу. «Ничего не будет», – ответил тогда Джейкоб и понял, что никогда не пойдёт в тот магазин. У Коула дочь, может, ей нужны фрукты, а Джейкоб перетерпит, лучше никак, чем так.
Магазины для бедных. Джейкоб скрипнул зубами. Он часто ими скрипел, это было что-то нервное. Стоматолог на общем осмотре сказал, что ни к чему хорошему это не приведёт. Он уже сточил пару пломб. Этот стоматолог ездил на новенькой «Тойоте» и жил в доме у озера. Не про него ли говорил Коул? Джейкоб тогда одёрнул его, он видел зависть в других, и это всегда бесило его, только сейчас он понял, что и сам себя бесил. В нём самом было не меньше зависти, ещё больше злобы, и много, очень много зудящего чувства несправедливости. Оно сверлило его изнутри, иногда не давая дышать, спать, бездействовать. Он не мог ничего не делать, не мог отдыхать. Когда Джейкоб спокойно лежал на диване и щёлкал пультом от телевизора, какой-то внутренний голос говорил ему: «Вот почему ты ничего не добился, ты лодырь, бездарь, ты перебрал двести три канала, пока другие перебирают двести три бизнес-плана в голове. Что есть в твоей голове, что там, Джейкоб? Там пусто! Пусто, Джейкоб. Поэтому ты живёшь в такой дыре, поэтому?» Он устал слушать этот голос и попросил дополнительную смену. Ещё пару ночных дежурств. Но ему отказали. «Ты хочешь сдохнуть?» – спросил тогда капитан. Джейкоб не знал, хотел ли он сдохнуть, иногда ему казалось, что он уже сдох и попал в ад. Чем ещё можно назвать это всё дерьмо, в котором он плавал каждый день? Он устал от нищеты.
Один умный козёл по телевизору, какой-то финансовый аналитик, или чёрт его разберёт кто, в общем, мужик в дорогом костюме с дорогими запонками, сказал, что порой, чтобы выбраться из денежной ямы, среднестатистическому человеку стоит лишь отказаться от парочки небольших, но ежедневных затрат. Например, от сигарет, кофе на вынос или пива. А если от всего сразу, то можно даже скопить на отпуск. А ничего, что всё это, может быть, и есть чья-то жизнь?
Джейкоб смотрел на свет от фонаря и представил, как вот так же через двадцать лет будет сидеть в этой самой квартирке, платить этому самому арендатору и слушать те же самые советы, как сэкономить на кофе и сигаретах.
Он хотел закурить. Это желание чесалось в нём около часа. Джейкоб выкинул сигарету в окно, он вспомнил, что где-то в кухонном шкафу должны были быть спички. Кухня его была узенькой, почти непроходимой, такой же узенькой, как и сама квартирка. Джейкоб открыл верхний шкаф кухонного гарнитура и начал рыться в нём. Счета, опять счета. Спичек нигде не было. Вдруг что-то чёрное слетело с этой кипы смятых бумаг и упало прямо на столешницу. Джейкоб присмотрелся. Визитка. Та самая, которую дал ему господин в крокодиловых ботинках, та самая, которую пытался выудить у него Коул. От одной мысли, что завтра на работе ему придётся целый день провести в одной патрульной машине с этим идиотом, у Джейкоба свело мышцы на щеках. Щёки заболели так, будто ему только что выдрали зубы.
И так всю жизнь. Эта конура, эта работа, этот идиот рядом с ним. Он забыл, что хотел курить, он смотрел на чёрную визитку и белый номер.
Ветер поднимал столбы пыли с мелкими крупицами песка, они впивались в лицо, застревали в волосах, слезили глаза. За спиной гудели машины, нервно перекрикивая друг друга, прижимая и подтормаживая. Джейкоб бросил свой седан у обочины. Вчера ночью он сделал один звонок, и в трубке сразу назначили место. Они уже знали, что это он. Голос на том конце провода был спокоен и твёрд, будто так и должно было быть, будто они знали, что так и будет, только Джейкоб не знал.
– Я знал, что ты придёшь, – человек в кожаной куртке стоял напротив.