В плену их желаний

У Френка такое лицо, что Ханна решает не издеваться и смахивает с себя образ его покойной жены, словно пыль, которая, кстати, говорят, ни что иное, как частички человеческой кожи, так что сравнение удачное. Она об этом задумывается и прослушивает половину того, что говорит взбесившийся то ли из-за раны, то ли из-за якобы преследования, Френк. Бедолага он. Открыл этот бордель уже лет двадцать как, и в первый же год нанял свою будущую жену, влюбился, бегал за ней, говорят, с ума сходил, на свадьбу целое состояние потратил. Свадьбу со шлюхой… Бывает же. А она потом взяла да умерла – лихорадка вроде бы. Тут такое часто бывает, людей или нелюдей скашивает болезнь… Френк так и не оправился, не приголубил ни одну свою «жрицу любви» за всё время, если и спит с кем-то, то на стороне. Хотя вряд ли бы мог успеть, он всегда здесь, заботиться о «Магнолии», считает деньги, всё больше стареет…

– Ты хоть меня слушаешь, стерва?!

Ханна закатывает глаза.

– Да-да, господин. Ты говорил, что слишком затратно и морутно меня содержать. И опасно для жизни. И Лисичку ты отберёшь! И скормишь меня крокодилам!

Френк вздыхает и запускает массивные пальцы с такими же золотыми перстнями в седеющие, сальные волосы.

– Про крокодилов не говорил! Но идея хорошая, – усмехается он, уже как-то устало, или от боли, или…

Ханна ведёт плечом.

– Дядя, а правда, что у тебя дракон в подвале? Говорят, ты его пичкаешь химией, держишь возбуждённым, ну, в обличии крылатой твари и отдаёшь всяким извращенцам.

Фрэнк поджимает губы.

– Да, – говорит, – с крокодилами это ты хорошо придумала.

Она смеётся и переводит взгляд туда же, куда так странно глядел Гомер. И замирает. На мгновение она видит у стены высокого, полупрозрачного темноволосого мужчину. Его глаза поблёскивают оранжевым, и от этого её сердце словно пробивают железным прутом.

– Френк?

– Ну что?!

Мужчина пропадает, Ханна нервно смеётся.

– Ничего.

– Всё. Неделю посидишь на карантине, пока будем разбираться со всем. Никаких клиентов. Разве что, на завтра ночь хочет твой Жан взять.

Ханна усмехается.

– Пришёл, всё-таки, ну, пусть.

Как обычно, чтобы поддразнить, Ханна не принимает облик Агнии заранее, да и не уверена теперь не захочет ли он какую-нибудь другую толстушку. Чернобровку, например, со смоляной косой толщиной с руку. Или что-нибудь поэкзотичнее…

Она заходит в спальню для приёма клиентов, где недавно они с Френком вели разговоры и где ей что-то примерещилось. Кровь на полу вытерли, постельное – на это есть надежда – сменили, да и Жан на месте. Сидит, душенька, на крае алой простыни, отчего-то в чёрных очках.

– Жена тебя избила, что ли?

Ханна, как обычно, посмеивается, проходя лёгкой походкой, в халате, от которого едва заметно несёт табаком. Вообще-то, мужчинам такое не нравится, но Жан по части запахов непривередливый. Да и всё равно халат скоро оказывается на полу, а она подходит в образе жгучей брюнетки с точёной фигурой, всё ещё в белье и валится на постель рядом с ним.

Душа её ликует от того, что он здесь, в то время, когда клялся, что отдал бы всё за встречу с затерянной в прошлом Агнией, когда он устыдился связей с ней и осуждения общества. Да и на горизонте маячила более подходящая – состоятельная – партия. Выбор очевиден.

И, бедняжка, вбил себе в голову, что любил её.

Да, господин, конечно, любили, конечно, это не фетиш, без проблем.

Только вот его действия показывают всё лучше слов.

Зная, как устроен мир, ничему не удивляясь и ничего не требуя, Ханне проще находится в застенках «Магнолии», ведь и за её приделами нет любви. Потребительское отношение, как и здесь.

Так

зачем

что-то

менять?

Она перетекает Жану за спину и массирует ему плечи. Так, за счёт заведения.

– Чем займёмся сегодня?

Он горячей ладонью ловит её за руку и усмехается:

– Хочу увидеть тебя настоящую.

– Да ты издеваешься! – не верит Ханна своим ушам. – С чего бы это? Пытаешься избавиться от образа в голове? Ну, я уж точно тебе не привью любовь к стройным девушкам!

Жан берёт её за руку, не глядя на неё.

– Разве я плачу недостаточно, чтобы увидеть тебя без способностей?

Она смеётся, на самом деле, жутко нервничая и пряча руки позади себя. Пальцы подрагивают. Что-то не так.

– Ты неправильно ставишь вопрос, милый мой, – поясняет вкрадчиво. – Ты платишь столько денег как раз таки за мои способности. А сама по себе, прости, не продаюсь.

– А какая разница? – он усмехается, Ханна чувствует исходящий от него холод и передёргивается.

Обычно от Жана исходила исключительно мягкость и уверенность в себе, какая бывает у людей при больших деньгах и отсутствии других проблем.

Он относился со снисхождением к её повадкам, не задавал лишних вопросов, а сейчас будто бы раздражается.

Странно. И у неё самой сердце бьётся больно, ворочается внутри неправильно, сбивается с частых ударов до таких размеренных, что каждую секунду боишься – не остановится ли вовсе?

– Такая, – выдыхает она, хмурая и сосредоточенная на себе, – что я актриса, немножко психолог, а не шлюха какая-нибудь.

Жан одаривает её колючим смехом.