В плену искушения

Рус застыл, заледенел весь изнутри. И не может рук убрать с хрупких плеч, потому что, если уберет – его просто не станет. Маруськины плечи – единственное, что способно удержать Нагашева от безумия.

Но здесь внезапно и неожиданно, Маруся развернулась так, что закрыла собой Рустама от родителей. Смешно же. Едва до плеча ему доставала, но заняла глухую оборону. И уже громче, глядя на отца, прокричала:

– Я люблю его! А ты… Ненавижу тебя!

Рус, кажется, все же умер. И по ошибке оказался в раю.

Выдохнул. Уткнулся в затылок своим лбом, качнувшись вперед. И крепко, до хруста, сжал Марусю в объятиях.

Черт! Он так точно скопытится. Чертовы качели, мать их так!

– Ну я же просил, малыш, – пробормотал Рустам. – Ты обещала не лезть.

Лина Марковна, глядя на молодых людей, застывших у окна, улыбалась. Ее муж, хмурый, собранный, недовольный, стоял рядом с ней, скрестив руки на груди.

Определенно, когда они останутся одни, Заверина потолкует с мужем. Ведь нельзя колошматить будущего отца их внуков. Нельзя! А в том, что у этой парочки определенно появятся детки, Лина Марковна не сомневалась. Но это позже, а пока что следовало урегулировать конфликт. Ведь Маруся была вспыльчивой, как и Алексей Сергеевич. И, кажется, самым благоразумным из всех, собравшихся на просторной кухне, был, как ни странно, хозяин квартиры.

– Рустам, а давай ты покажешь, где у вас здесь ванная комната? Мне бы руки вымыть с дороги, – обратилась Лина Марковна к Нагашеву, которого, кажется, никак не отпускало. Молодой мужчина так и завис, прилип к ее со Зверем младшей дочери и не собирался выпускать.

А та, в свою очередь, не спешила вырываться. Обхватила ладонью мужскую руку, что удерживала ее поперек живота, и злобным взглядом сверлила отца.

– Да, конечно, – пробормотал Нагашев, попытался разжать объятия, но Маруся не пустила.

Лина Марковна видела, как Рустам что-то шепчет Марусе на ухо. А та потянулась к мужчине, жадно вслушиваясь в каждый звук.

Заверина-старшая не слышала слов. Но реакция дочери очень ее порадовала. Пусть колючий взгляд и был все еще намертво приклеен к отцу. Но девочка оттаивала, будто завороженная тихим мужским шепотом избранника.

Зверь сохранял полное молчание. Лина Марковна понимала, что слышать от дочери такую фразу – мучение для мужа. Но и поделать ничего не могла. Что сказано, то сказано. И этим двоим упрямцам нужно бы поговорить именно сейчас.

Наконец Маруся опустила руки, позволяя Русу отойти от нее. Нагашев пошел показывать Лине Марковне уборную, заодно не помешало бы и самому умыться. Кажется, Зверь утолил жажду крови. Дальше уже можно разговаривать по-человечески.

* * *

– Хорошо у вас здесь, просторно, – похвалила Лина Марковна, мягко улыбаясь Нагашеву.

Женщина намеренно проигнорировала упрямо поджатую челюсть мужа и почти различимый скрежет ножа по тарелке. Зря, между прочим, не припрятали столовое серебро. Нужно было выдать мужчинам пластиковые ложки, пусть бы мучились.

Но Маруся любила, когда стол был накрыт красиво. Постоянно что-то выдумывала, украшала. И сегодня даже соорудила что-то невероятное из салфеток.

Судя по Нагашеву, Лина Марковна поняла, он пока не привык к такому увлечению ее дочери, и салфетку трогать не стал. Так и оставил красивую конструкцию, аккуратно переместив ее на стол со своей тарелки.

Женщине понравилась такая скрытая забота со стороны мужчины. И, если бы не разбитое лицо Рустама, можно было бы считать, что их поездка в город прошла удачно.

Тем временем Рустам наполнил опустевший стакан Заверина крепким марочным напитком.

Маруся молчала, но улыбалась, глядя то на Рустама, то на отца. Девушку устраивало то, что больше никто никого не бьет, и все дружно ужинают.

Вновь позвонили в дверь. Рус нахмурился. Нет, определенно, кто-то из своих. Иначе охрана сообщила бы.

Пришлось идти открывать. Рустам мог бы предположить, что явился Сема. С друга станется притащиться позлорадствовать или прикопать на ближайшей свалке его, Рустама, охладевший труп.

Но за порогом стоял его отец, Руслан Рустамович Нагашев. И не сказать, что Рус был очень счастлив видеть родителя именно сейчас. Однако и выгнать не мог. Да и не такие уж у них плохие отношения. Немного натянутые, это да. Потому что Нагашев-старший до жути любил поучать нерадивого сына уму-разуму. И баб любил, это правда. А поскольку у Рустама теперь была Маруся, Нагашев заведомо начал ревновать ее к отцу. Знал же, каким чертовым ловеласом старик мог быть. А Маруся – наивная душа – не откажет его отцу во внимании.

– Здравствуй, сын! Говорят, у тебя почетные гости, – усмехнулся отец.

Рус, конечно же, не стал держать отца в подъезде. Впустил, пригласил за стол, даже место свое уступил, сменив его на то, что было ближе к Марусе. Это раньше он сел напротив девушки, чтобы лишний раз не провоцировать Заверина. А сейчас – можно.

– Красивая у тебя дочь, Алексей Сергеевич! – похвалил Нагашев-старший, когда крепкие рукопожатия и теплые приветствия оказались позади.