В плену красной Луны

Остальная часть дня прошла без особых происшествий. Когда они сидели вечером вокруг костра, мужчины наливали пенящийся чай в чашки такими же точными размеренными движениями, как и накануне. Это был постоянно повторяющийся ритуал, как пробуждение солнца утром и его захватывающий заход вечером, как появление сверкающих роскошных звезд ночью и ослабление холода перед рассветом.

Чаем наслаждались медленно, как будто время для путешественников ничего не значило. Каждый из них выпивал по три чашки, и чай восстанавливал в них то, что днем вытянул «небесный палач» — все пожирающее солнце. Вообще время, казалось, неразрывно связано с пустыней. Пустыня была бесконечной, таким же представлялось и время. Мужчины, одетые в голубое, двигались с той же медлительностью, что и мехари. Казалось, ничто не может заставить их торопиться или волноваться. Дезире никогда не видела у них ни одного быстрого или нервного движения. Иногда ей хотелось самой иметь возможность воспринимать окружающее с таким же полным пониманием. Но она не принадлежала к племени туарегов, а была парижанкой со всеми ценностями старой христианской Европы. Если она и прожила часть своей жизни — значительную часть, как она сама считала, на Востоке, — она все же не могла сбросить с себя свое происхождение, как змея сбрасывает кожу.

Дезире внезапно обнаружила, что Аркани нет больше в круге сидящих. Она уже научилась различать мужчин по росту, походке, окраске голубых тканей. К тому же она узнавала мужчин не по лицам, а по ногам. Но сейчас ей не нужно было смотреть на ноги, чтобы установить, что Аркани больше не сидел между ними: он был самым высоким среди воинов пустыни.

Девушка медленно поднялась и стала прогуливаться вокруг. Никто не обращал на нее внимания, никто не мешал ей. Теперь она была абсолютно уверена в том, что она не пленница и, вероятно, никогда ею не была. Может быть, Аркани хотел при помощи этой маленькой хитрости обратить ее внимание на себя? В конце концов воины в голубом постоянно стремились к тому, чтобы женщины замечали их, хотели нравиться женщинам, казаться им особенно мужественными и воинственными.

Она увидела Аркани сидящим вблизи бесформенной скалы. Его взгляд был прикован к пустыне, в то время как его пальцы что-то играючи рисовали на песке. Она решила понаблюдать за ним: что-то в манере его поведения пленило ее. Он сбросил сандалии, скрестил ноги и поставил локти на колени. Его длинные пальцы чертили линии и делали углубления в песке с такой скоростью, которой она никогда не замечала ни у одного туарега.

— Подходи ближе, — услышала она его голос.

— Извини, я не хотела мешать тебе молиться, — пробормотала она смущенно, потому что он заметил ее, даже не оборачиваясь к ней. Теперь она не могла отойти от него просто так.

— Ты не мешаешь мне, — возразил он. — Я размышлял.

Она опустилась рядом с ним, сбросил свои сандалии. Сидеть, скрестив ноги, ей было все еще тяжеловато.

— Я люблю просто сидеть в одиночестве в пустыне, прислушиваться к ветру и записывать свои мысли.

Дезире бросила удивленный взгляд на знаки и линии на песке.

— Мысли? — изумленно спросила она. — Ты думаешь быстро.

Он тихо рассмеялся, и она снова увидела в его глазах золотые искорки.

— Таким образом можно вопрошать оракула. — Он разгладил песок так, что тот стал, как чистая школьная доска, и начал выдавливать в песке углубления. Он делал это кончиками пальцев и косточками попеременно с такой скоростью, что Дезире едва успевала следить за ним глазами. В подобном же темпе он стер каждый второй знак.

— Минуту, я не могу уследить так быстро, — воскликнула Дезире.

Аркани остановился и все стер, а потом начал сначала. Однако он продолжал писать в таком же темпе. С открытым ртом Дезире наблюдала за игрой его пальцев.

— Что это значит? — спросила она наконец.

— Если остаются три знака, то это хорошо, — ответил он. Он быстро снова стер оракул. Дезире тем не менее заметила, что остались четыре знака.

— Я не верю ни во что подобное, — проговорила она и, подобно Аркани, направила взгляд к горизонту. Заходящее солнце окрасило громадные песочные волны в темно-фиолетовый цвет. — Я предпочитаю быть хозяйкой своей жизни и охотнее беру ее в свои руки.

— Кто знает, что ему определено в жизни, — возразил Аркани. — Пустыня сурова и жестока, повсюду она может приготовить для жизни человека ловушку. Жизнь не что иное, как песчинка в пустыне. Ее можно просто сдуть.

— Жизнь у вас, кажется, не имеет большой ценности, — возразила Дезире. — Почему же тогда туареги совершают грабительские набеги, имеют вассалов и рабов?

— Наши разбойничьи набеги — почетное дело, — сказал Аркани уверенным тоном. — Они совершаются согласно определенным правилам.

— Почетное? — Дезире возмущенно фыркнула. — Это же чистый цинизм. Правила там, правила здесь, вы нападаете на караваны, отнимаете у людей их добро! Что в этом почетного?

— Есть правила, — спокойно ответил Аркани, — чтобы начинать борьбу, необходимо равновесие в силах. Тот, кто нападает на более слабых, теряет свою честь.