Для этого нужно всего лишь догнать парней в куртках и объяснить происходящее. И самому получить кое-какие объяснения. Например, почему идущий последним не окликнул Алекса, не поинтересовался, кто именно прикрывает их тылы… Вот черт! Идущий последним все сделал правильно! Он не проронил ни звука из-за опасности схода новой лавины. Иногда и хлопка бывает достаточно, чтобы огромные массы снега сдвинулись с места и понеслись вниз, сметая все на своем пути. Сам Алекс повел себя неверно, он напрочь забыл правила поведения в лавиноопасной зоне. Но это можно понять: слишком долго он пробыл в одиночестве, слишком тяжело дался ему выход на поверхность, как тут не обрадоваться людям?
Но первая волна радости прошла, а вторая никак не может накатить, вот Алекс и шляется в ожидании прилива по замерзшему пляжу собственных сомнений и предчувствий, ежесекундно повторяя про себя одну и ту же фразу —
В последние часы она всплывала в его сознании неоднократно и была связана с причудливой реальностью «Левиафана» и его окрестностей.
Очевидно, Лео и его метеостанция слишком важны для
Оружие?
Теперь Алекс явственно видит карабины за плечами военных, странно, что он не заметил их раньше! Карабины — вот главная деталь, а вовсе не куртки, не альпенштоки! Но каким образом они могут помочь в спасательной операции?
…Никто из солдат больше не обернулся. Не остановился, чтобы подождать Алекса. Еще несколько минут их спины маячили впереди, а потом исчезли. Так же неожиданно, как и появились, скорее всего — просто скрылись за поворотом. Он не успел ни обрадоваться, ни огорчиться этому, потому что за тем же поворотом увидел сложенное из камней невысокое строение. Тропинка обрывалась у самой двери, свернуть некуда, и захочешь — не обойдешь эти камни.
Военные наверняка уже внутри.
Алекс на секунду прикрыл глаза, вспоминая, как один из них махнул ему рукой. В этом взмахе не было ничего угрожающего, скорее, наоборот. Ему не нужно опасаться тех, кто пришел на помощь пленникам «Левиафана». Ему нужно войти.
Распахнув дверь, Алекс приоткрыл рот, чтобы произнести приветствие, но слова застряли у него в горле. Некому говорить «Здравствуйте!», некому говорить «Эге-гей, ребята!», сторожка пуста. Достаточно было обвести ее взглядом, чтобы понять это. Она пуста много лет, и предметов здесь немного, а на тех, что есть, лежит печать ветхости. Стол, колченогий стул, грубо сколоченная полка, подобие топчана: на него даже присесть страшно (на стул, впрочем, тоже). Маленькая печка-буржуйка со сломанной трубой. Она стоит в самом дальнем углу, рядом с окном. Окно тянется от одной стены к другой; обзор, который открывается из него, должен быть отличным. Если бы не туман, Алекс наверняка увидел бы величественную панораму гор.
А сейчас он видит только белую и плотную вату, просачивающуюся извне.