В плену Левиафана

Летний день, пустая станция, автобус на Тренто, он еще не подошел. Кьяре едва исполнилось семнадцать, Алексу — нет и тринадцати, в угоду маме (вечно она боится опоздать!) вся семья отирается на станции битый час. У Кьяры не очень-то много вещей: маленький чемодан и замшевая сумка с бахромой, если тебе так необходимо уехать, родная моя, ехала бы хотя бы в Виареджо! И тетя Паола присмотрела бы за тобой, и мне было бы спокойнее.

Это сказала мама.

— Присматривать! Только этого не хватало. Я уже взрослая и со всем справлюсь сама.

Это сказала Кьяра. Спорить с ней бесполезно.

В сумке с бахромой лежат сигареты, Алекс случайно увидел их, когда Кьяра засовывала в маленькое отделение пилочку для ногтей: несмотря на независимость и взбалмошность, сестре присущи маленькие девичьи слабости. Пилочка — из их числа.

— Если расскажешь о сигаретах маме — убью.

— Не убьешь.

— Ну, хорошо, — мгновенно оценив ситуацию, Кьяра меняет гнев на милость. — Пусть эти сигареты будут нашей тайной. Твоей и моей. Обещаешь мне, Алекс-трусишка?

— Да. А ты пообещай, что никогда больше не назовешь меня трусишкой.

— Идет.

Они оба сдержали обещание. С уст Кьяры больше не слетало ненавистное «трусишка», а мама так и не узнала о той, первой пачке сигарет. Это потом Кьяра начала курить при родителях без всякого стеснения, — так решила она сама, и Алекс к этому решению никакого касательства не имеет. Зато умеет хранить тайны, и жаль, что Кьяра позабыла об этом.

— Мы с Алексом отойдем на секундочку, — сказала она маме тогда, на станции. А брату шепнула на ухо: — Мне нужно покурить!

«Покурить» — только предлог. Кьяра явно кого-то ожидает, вертит головой во все стороны. Они стоят рядом с маленьким станционным кафе, заслоненные от родителей колонной. Время от времени Алекс выглядывает из-за колонны, наблюдая за платформой. Автобуса все еще нет, но к родителям присоединился синьор Моретти, у него какие-то дела в Тренто (как долго Алекс знает синьора Моретти, почти всю жизнь!); платформа тонет в солнце, а за колонной — почти темно.

— Ну что там? — спрашивает Кьяра.

— Все в порядке. Беспокоиться не о чем.

— Смотри в оба, братишка! Иначе…

— Иначе ты меня убьешь!

Алекс смеется, хотя ему немного грустно: Кьяра уезжает, и неизвестно, когда они увидятся в следующий раз. Быть может, он тоже закурит к тому времени, станет заядлым курильщиком. Алекс смеется и Кьяра смеется в ответ, и пляшущая красная точка сигареты смеется. В станционном кафе никого нет, кроме пожилой пары. Это туристы, Алекс видел их несколько раз на центральной площади. Летом туристов в К. немного, совершать скучные пешие прогулки к перевалу и обратно желающих нет. А развлечений в самом городе — раз-два и обчелся.

Боулинг и кино, до открытия центра скалолазания и исторического визита Вольфа Бахофнера остается двенадцать лет.

«Miss Otis regrets».

Именно эта песня играла тогда в кафе. Алекс не обратил бы на нее никакого внимания, если бы не Кьяра. Песенка была так себе, ничего особенного, но что-то в ней задело сестру.

— Ничего себе! — Кьяра даже присвистнула. — Прямо-таки душераздирающе. Мороз по коже!

— Ты про маму?

После того как Кьяра объявила о своем отъезде, мама несколько раз плакала в открытую, а все остальное время ходила с мокрыми глазами. Устраивать скандалы и держать Кьяру за подол — бесполезно, если она что-то решила — с дороги не свернет. Вот и остается молча страдать.

— При чем здесь мама? — Кьяра выбрасывает сигарету и засовывает в рот пластинку жевательной резинки. Чтобы отбить неприятный запах перед прощальными поцелуями. — Песня душераздирающая, а с мамой все будет хорошо. И с отцом. И с тобой, братишка.

— А с тобой? — по-взрослому спрашивает Алекс.

— Надеюсь, — по-взрослому отвечает Кьяра.

Мотивчик у песни не слишком запоминающийся, да и сама песня звучит старомодно, и что только нашла в ней Кьяра? Все дело в словах? Но Алекс слишком мал и ничего не понимает в английском, не то что сестра. У Кьяры всегда были способности к языкам, английский она выучила самостоятельно, когда хотела эмигрировать в Америку, в возрасте тринадцати лет. В четырнадцать Америку сменила Бразилия, и Кьяра всерьез занялась португальским. Но все закончилось автобусом на Тренто — Miss Otis Regrets.

«Мисс Отис сожалеет» — вот и все, что сказала ему о песне Кьяра.

— О чем?

— О том, что не может прийти на обед.

— И это все?

Алекс разочарован. Какая-то мисс Отис не может прийти на обед и сожалеет об этом — что же здесь душераздирающего? От мыслей о мисс Отис его отвлекает подошедший автобус. Родители на платформе вертят головой в поисках Алекса и Кьяры; Кьяра вертит головой еще сильнее — в поисках неизвестно кого; Алекс вертит головой со всеми за компанию.