В плену Левиафана

— С мозгами у синьора Тавиани все было в порядке. И он не всегда работал сторожем на кладбище. — Алекс начал злиться на сестру. — Когда-то он служил полицейским.

— Что это меняет?

— Ничего, но… Вдруг там отыщутся описания каких-нибудь преступлений? Разве тебе, как журналисту, который занимается криминальными историями, не было бы любопытно получить такой материал?

— Нисколько. Мне вполне хватает преступлений, которые совершаются здесь и сейчас.

Тут Кьяра немного лукавит: Верона — далеко не Нью-Йорк, не Мехико и даже не вечно бурлящий, переполненный людьми Рим. И преступления здесь случаются не так уж часто, а тяжкие (только они по-настоящему интересуют Кьяру) и вовсе раз в квартал. В оставшееся время она вынуждена живописать слабоумные угоны автомашин, кражи сумок у зазевавшихся туристов, мошенничество со строительными подрядами, драки на дискотеках и прочую дребедень. Таинственный дневник таинственного человека, который прожил таинственную жизнь, — вовсе не дребедень по мнению Алекса. Но Кьяру, если уж она решила для себя что-то, ничем не проймешь. Остается единственный вариант: обратиться к знающим людям напрямую, минуя сестру.

— Ладно. Раз ты не хочешь заниматься этим сама…

— Не хочу.

— Тогда дай мне контакты людей, которые смогли бы мне помочь. Надеюсь, хоть это тебя не затруднит?

Все то время, что длился совершенно абсурдный, с точки зрения Алекса, разговор, Кьяра рассеянно перелистывала тетрадные страницы: те, что еще можно было отделить друг от друга. Она добралась почти до конца, когда лицо ее напряженно застыло. Тонкие брови Кьяры сошлись на переносице, а рот округлился. Алекс знал свою сестру всю жизнь и знал, что рот у нее округляется нечасто. Лишь тогда, когда она сталкивается с чем-то пугающим. Так было в детстве, когда они едва не погибли под лавиной. Это Алекс смотрит преимущественно себе под ноги, а взор Кьяры всегда обращен вверх — к небу. Вот и тогда она заметила стремительно несущиеся вниз массы снега первой. И что есть мочи крикнула Алексу: «Бежим!»

И они побежали.

Они бежали, не останавливаясь, несколько километров, но Алекс хорошо запомнил лишь первую сотню метров, когда земля ходуном ходила у них под ногами. А за спиной раздавалось тяжелое совиное уханье многотонных снежных глыб.

И он хорошо запомнил выражение лица Кьяры за секунду до того, как она выпалила «бежим!». Точно такое же выражение было написано у нее на лице и сейчас.

— Хорошо. Ты можешь оставить тетрадь мне. — Слова давались Кьяре с трудом. Она как будто совершала усилия, чтобы выпихнуть их изо рта. — Я подумаю, что можно с ней сделать.

— С тобой все в порядке? — забеспокоился Алекс.

— Конечно.

— У тебя такое лицо…

— Со мной все в порядке, Алекс.

Углубляться в тему с лицом не имело смысла: если сестра не хочет говорить о чем-то, она и не скажет. Сколько ни пытай. Но после того как тетрадь перекочевала к Кьяре и исчезла в недрах ее сумки, разговор сошел на нет. И Кьяра неожиданно засобиралась, хотя в планах у них было посещение киношки и ужин с родителями.

— Вот черт, я совсем забыла! — сказала Кьяра, несколько демонстративно постучав пальцем себе по лбу. — У меня же встреча через полчаса.

— Ты ничего не говорила о встрече…

— Теперь говорю. Это важная встреча, по работе, и я не могу ее отменить. Девичья память, прости.

— А кино?

— Увы и ах. Сходишь в кино без меня, ты уже взрослый мальчик.

— Но хотя бы к ужину ты вернешься?

— Постараюсь, но обещать не могу. На всякий случай, если мы не увидимся… Передавай привет невесте.

Поцеловав брата в щеку, Кьяра упорхнула, а Алекс остался наедине со своими раздумьями. Поведение Кьяры иначе, чем странным, не назовешь. И эта неожиданно нарисовавшаяся встреча… Если она такая важная, как можно было забыть о ней? «Девичья память» не относится к главным недостаткам сестры, напротив: Кьяра никогда и ничего не забывает, у нее абсолютно мужской склад ума. И, подобно мужчине, она не станет паниковать из-за пустяков.

Впрочем, она и не паниковала. Просто была поражена в самое сердце: как будто увидела нечто, что совсем не ожидала увидеть, и не справилась с собой. Смятение длилось недолго, какую-то долю секунды, но Алекс все равно заметил его. И оно было связано с привезенной им тетрадью.

К ужину Кьяра так и не вернулась, а Алекс не стал дожидаться ее: возвращаться в К. ночью ему совсем не улыбалось. Уже из машины он стал названивать сестре, но пробился лишь с третьей попытки.

— Я уехал, — сообщил Алекс.

— Счастливого пути.

— Будем на связи, да?

— Конечно.

— Значит, ты займешься тетрадью?

— Я уже сказала тебе, — в голосе Кьяры почувствовалось раздражение. — Сделаю все, что могу.

— Держи меня в курсе.

— Хорошо.

— Как только что-то прояснится — сразу сообщай.