Полка забита узкоспециальной литературой, так или иначе относящейся к нынешней работе Лео: несколько научных брошюр по климатологии, толстенный том с надписью «Атмосфера» на корешке, свод каких-то таблиц, графики, художественно-публицистический сборник «В поисках ветра», далекая от художественности книга «Радары и сонары» и множество других материалов, связанных с циклонами, антициклонами, влагообменом, циркуляцией воздуха и атмосферными фронтами. Ни на одной из фотографий близнецы не были замечены с книгами. С чем угодно — с румпелем, штурвалом, компасом, поводьями, леерами и тросами, ружьями для подводной охоты, — только не с книгами. А тут, пожалуйста, самый настоящий филиал научной библиотеки!
Алекс наугад вытащил сброшюрованный талмуд с угрожающим названием «Взаимосвязь вариаций концентрации ядер конденсации и облачного спектра» и углубился в его изучение. Но через полминуты у него разболелась голова от обилия малопонятных терминов и колонок с цифрами, — и как только Лео разбирается в них? А он разбирается: об этом свидетельствуют многочисленные подчеркивания и пометки красным на полях, уйма вопросительных и восклицательных знаков. Ничто из прошлой (фотографической) жизни Лео не предвещало столь бурного увлечения наукой. Может быть, на Лео так повлияла болезнь Себастьяна? Но тогда логичнее было бы предположить, что он займется не метеорологией, а медициной.
Алекс готов размышлять о чем угодно, забивать себе голову любыми предположениями относительно близнецов; он даже готов вникнуть в «вариации концентрации ядер конденсации» — лишь бы отстраниться от «Левиафана».
От скорбной реальности, в которой оказался.
Скорбная реальность требует от него немедленных действий, поисков выхода из ситуации, перемещений по дому, наконец. И самое время признаться себе, что ему страшно: страшно выйти за пределы мансарды, спуститься вниз — к трупу Джан-Франко, вещам Кьяры и запертой комнате. Спуститься еще ниже — к погасшему камину, пустому арсеналу и подвальному помещению. Один раз он собрался с силами и попытался выбраться — ничего из этого не получилось, хорошо еще, что его не завалило снегом в тоннеле и призрак в какой-то момент отказался от преследования. Алекс вернулся в мансарду за секунду до того, как тоннель перестал существовать, щелкнул замком на оконной раме — как будто замки могут служить преградой для призраков.
Теперь Алекс склонен думать, что темная фигура с отсеченной головой была плодом его воображения. Это неудивительно, учитывая все происшедшее, учитывая дурную славу «Левиафана» и мрачный антураж — чего стоит одна картина с пойманной русалкой!
Так и есть, призрака не существует, в наличии только мрак и пока еще неявный холод. Но совсем скоро станет холодно по-настоящему, и Алексу придется что-то предпринимать. Спускаться вниз, растапливать камин, перетаскивать туда несчастную и почти невесомую тушку Себастьяна. Да-да, Алекс обязательно сделает это. Он не оставит Себастьяна в одиночестве, потому что не чужд состраданию, — таким его воспитали родители. На своенравную Кьяру родительских сил не хватило, так что все их (особенно мамины) усилия сосредоточились именно на Алексе.
Он не был против, он — хороший сын и мягкий, уступчивый человек, жаль только, что в комплекте с состраданием шли и другие, не слишком блестящие качества: слабоволие и трусость. Конечно, Алекс пытается бороться с недостатками, и до сих пор это у него получалось. Не далее как вчера вечером он отправился в опасное путешествие по первой просьбе Лео, он не побоялся подняться на вершину. Не побоялся остаться в доме даже тогда, когда почуял неладное.
Но теперь запас его душевных и физических сил на исходе.
Лучше уж думать о том, что с минуты на минуту появятся спасатели. С часу на час; опасения, что ему может не хватить воздуха, не оправдались. Во всяком случае, приступов удушья он не ощущает, просто старается не дышать полной грудью. Все свечи потушены, все — кроме одной, она освещает Себастьяна и его кресло.
За то время, что Алекс изучал альбом, никаких подвижек не произошло. Ни единого намека на то, что Себастьян понимает происходящее. Но стоит Алексу всего лишь бросить взгляд на больного, как он снова втягивается в уже возникавшую в его сознании реальность: реальность пересеченной местности, колючих кустарников и смрадных пустошей. Реальность старого дома, чья заброшенность вовсе не так очевидна, какой кажется на первый взгляд.
Алекс снова нос к носу сталкивается с закупоренными окнами, в глубине которых маячит силуэт
— Вас зовут Себастьян, ведь так? Я — друг Лео и прибыл сюда по его просьбе. Ну да… Кажется, я это уже озвучивал.
Никакой реакции.