В плену любви

– Я просто не хочу умереть раньше времени. Думал, что на Новый год привезу сюда семью, но разгром нашей армии под Сталинградом нарушил мои планы. Я их не видел уже больше года, Райнер.

– Давайте не будем о семье. Я тоже долго не видел родителей. Так что Петерман?

– О!!! Райнер, ты сыпешь мне соль на рану! Он упустил разведчиков! Завтра буду докладывать в рейх. Мы находимся на пороховой бочке. У нас в центре города завод, напичканный химией, а вокруг разгуливают диверсанты, которые могут в любой момент пустить нас на воздух.

– Не преувеличивайте, господин генерал! Завод охраняется. Я думаю, что Петерман скоро поймает всех партизан в лесу и вы будете спать спокойно!

– Хайль Гитлер! – крикнул Кенинг. – И за ваш день рождения, Нортемберг!

************************************

Густав втолкнул Ольгу в камеру для пыток. В центре стояло деревянное кресло с высокой спинкой. Рядом с ним находился железный стол, который напоминал хирургический стол с медицинскими инструментами. Не оборачиваясь на девушку, Петерман раскладывал инструменты. Потом немец отошел в угол, где стоял невысокий шкафчик с патефоном, из которого он извлек бутылку и красивый бокал. Ольга вжалась в стену. Она сходила с ума от мыслей, что фашист затеял что-то очень страшное. Эсэсовец медленно поставил бутылку на стол с инструментами, налил немного жидкости в бокал и, резко обернувшись к диверсантке, сказал:

– Прошу вас, фройлен.

Ольга стояла как вкопанная. Ноги стали ватными и непослушными, они словно вросли в пол камеры.

– Понял. Вам надо помочь.

Немец подошел к девушке и, взяв за руку, швырнул в кресло. Девушка хотела встать, но немец оперативно пристегнул ее руки ремешками к подлокотникам деревянного устройства. Так же он зафиксировал ее ноги и голову.

– Мне будет так комфортнее с вами разговаривать, фройлен. Вы меня сегодня очень подвели. Можно сказать, меня выставили дураком перед генералом.

– Господин офицер, я вам сказала всю правду. Клянусь, – дрожащим голосом произнесла Ольга.

– Хорошо. Допустим, что мы себя обнаружили раньше времени, и русские не вышли с тобой на связь. Значит, план по внедрению немецких специалистов на завод провален. Так?

– Так.

– Значит, есть запасной вариант?

– Если и есть, я о нем ничего не знаю. Меня готовили к тому, что я буду помощником при лейтенанте с документами Вилды Вайс. Все. Больше мне ничего не известно.

– Плохо, фройлен, – сказал Петерман, отпивая глоток спиртного. – Кстати, а вам не помешал бы маникюр. Такие красивые длинные пальцы и такие некрасивые ногти.

Петерман прижал ладонь Ольги, взял острые иголки и медленно начал вводить под ногти девушки. От боли она закричала не своим голосом. Лоб покрылся испариной. Ее всю трясло.

– Я выполню все ваши условия! Пустите!

Петерман резко выдернул иголки из-под ногтей девушки и, схватив рукой за горло, зашипел:

– Что ты выполнишь? Дура! Ты провалена! Или я похож на идиота, который проведет тебя в лес к партизанам и отпустит на волю? Тварь! Ты во всем виновата!

– Господин офицер, в чем? Я все рассказала!

– В том, что я не смог довериться тебе и не отпустил без хвоста! Вы русские крысы! Вы готовы продать все и всех! Вот, скажи, как я мог тебя отпустить к ним? Ты бы привела нас в логово диверсантов? Что молчишь? Привела бы?

– Да.

– Я ненавижу всех, кто меня пытается обмануть! Всех!

Петерман словно обезумел. Он схватил острый предмет и неожиданно для Ольги воткнул ей прямо в глаз. Страшный крик боли, отчаяния и ужаса почувствовал каждый, кто находился в этом подземелье. Брызги крови окропили лицо и белую рубашку эсэсовца. От боли девушка потеряла сознание. Петерман, как мясник, с закатанными по локоть рукавами, сидел и любовался зверством, которое совершил с молодой женщиной. Немец залпом выпил бокал коньяка и вышел из камеры.

************************************

– Ты уж, капитан, не серчай на меня! – сказал Горячев, глядя прямо в глаза Стрельникову.

– Что ты, Борис Моисеевич! Хорошо, хоть не перестрелял! – пошутил разведчик, дружески улыбаясь командиру отряда. – Ты молодец! За людей своих переживаешь!

– Так а как же иначе! У нас ведь еще лагерь есть. Знают про него только уж совсем доверенные люди. Там бабы да дети. Кто в самом начале оккупации примкнул, да вот зимой с деревень прибежали. Поняли, наконец, что за фрукты – эти фрицы. А то ж ведь с хлебом-солью по лету встречали извергов. Нам тут тоже пришлось, капитан. А на прошлой неделе они к нам агента заслали. Случайно вон хлопцы его словили. Рацию спрятал в лесу и пытался немцам передать координаты. Пришлось нам тогда гадов помотать! Ух! А так бы, может, и накрыли нас тут с головой. И вы тут явились, свои, дескать!

– Ладно, ладно, Моисеевич! Ты слышал, что в центре дали нам тут пару дней осмотреться. Может, есть какие мыслишки, как нам своего человечка в город забросить, да с пользой для дела. Если Ольга раскололась, то они будут каждого вновь прибывшего солдата и офицера шерстить.

– Да! Как так получилось, что девчонка вас сдала с потрохами?