В плену любви

Райнер еще раз поцеловал ее в губы, схватил фуражку, портфель и быстро вышел из дома. Эрих уже успел поделиться своими соображениями с Галей, и они молча ехали в комендатуру, наблюдая за эйфорическим состоянием Нортемберга.

************************************

– Райнер, с добрым утром, – поздоровался Кенинг в приемной. – Зайдите ко мне.

Галя отправилась на свое рабочее место, а немцы в кабинет полковника.

– Райнер, расследование по исчезновению Горячева зашло в тупик. Поэтому сегодня на площади я устрою показательные выступления. Да, сегодня поработайте с Камышовым. Он должен был составить списки всех проживающих в городе. С завтрашнего дня начинаем строительство концлагеря для военнопленных и восстанавливаем работы на кирпичном заводе. Райнер, сегодня ночью прибудет эшелон с ранеными солдатами с фронта. Он простоит несколько дней, в течение которых необходимо обеспечить погрузку скота и сельхозтехники с совхоза, конфискованных продуктов питания долгосрочного хранения и людей, готовых добровольно работать на благо великой Германии. Пока только добровольцев.

– Я прослежу, господин оберст.

– В таком случае вы свободны, Райнер. Через пару часов встречаемся на площади.

************************************

К 12.00 на площадь стали собираться люди. Кенинг был взбешен, что за сутки не поступило ни одного доноса, что никто ничего не видел. Немцы плотным кольцом окружили площадь. Кенинг начал свое обращение к жителям города. Шнайдер переводил.

– Граждане и гражданки! Немецкое командование не нашло людей, причастных к побегу Горячевых, Садовникова и убийству четырех немецких солдат. Поэтому мы считаем, что к этому может быть причастен любой из вас. И сейчас на ваших глазах будет расстрелян каждый третий житель. Сорок человек понесут наказание за убийство четверых немецких солдат. Я хочу, чтобы вы понимали, что такое порядок и преданность фюреру.

В толпе послышался гул. Люди оглядывались друг на друга в надежде, что это блеф. Солдаты начали выхватывать из толпы людей и швырять к трибуне. Люди обратились в бегство, но выстрелы и несколько упавших людей заставили их остановиться. Люди, попавшие в число смертников, падали на колени и просили о пощаде. Кенинг отдал приказ офицеру, и тот подвел к нему двух внешне приятных женщин и троих подростков.

– Немецкое командование дает вам шанс оправдать свое доверие. Вас отпустят, если вы добровольно согласитесь работать в публичном доме и обслуживать немецких солдат, – обратился Кенинг к женщинам, буравя их своим орлиным взглядом.

Женщины молча смотрели на офицера, словно не понимая, о чем речь. Кенинг ухмыльнулся и подал знак солдатам вернуть их назад. Только тогда до них дошел смысл сказанного, и они дали свое согласие.

– В полицейском участке напишите заявление на работу на имя бургомистра, отправитесь в гостиницу «Чайка», пройдете там осмотр у врача и получите инструкции по работе. Если не выйдете на работу, ваши семьи будут расстреляны. А вы, – обратился он к подросткам, – послезавтра отправитесь в Германию. Ваша неявка на станцию будет означать расстрел ваших семей.

Освобожденных от расстрела людей повели в сторону полицейского участка. На площади зависла тишина. Галка наблюдала за происходящим из окна комендатуры. Слезы ненависти душили ее. «Неужели расстреляют?» – задавалась вопросом Галя.

– Вчера во время обысков были арестованы пять человек за хранение ружей и радиоприемников. Повторяю, кто забыл сдать вышеупомянутые предметы, того ждет смертная казнь.

Кенинг дал команду солдатам стрелять, резко повернулся и пошел в здание комендатуры. Послышались выстрелы, крики людей, плач детей и женщин. Немцы выстрелами в толпу останавливали людей и не давали приблизиться к убитым. Солдаты прикладами автоматов разгоняли людей. Родственники и знакомые убитых ждали, когда им позволят забрать тела.

Так немцы начали обнажать свое истинное лицо. Это событие послужило для многих толчком бежать из города и пробовать оказывать сопротивление гитлеровским оккупантам.

************************************

Райнер был крайне возмущен. Он не одобрил приказ Кенинга. Зачем настраивать против себя людей, и то испытывающих недоверие к немцам. «Как чудесно начинался этот день, – думал про себя Райнер. – А ведь Таисия будет думать, что я тоже причастен к расстрелу. Когда же все это закончится?»

Когда он вошел в кабинет, прямо на него смотрели полные слез глаза переводчицы.

– Галя, мне нечего вам сказать. Но я хочу, чтобы вы знали, что я противник таких мер наказания, но не в силах влиять на решения господина Кенинга.

Галя села за стол, обхватив руками голову.

– Галина, это война. Ни вы, ни я в этом не виноваты. Возьмите себя в руки. Я не знаю, к чему приведет эта война, но сейчас вы работаете на Германию. Вам надо с этим смириться. Сегодня я отпущу вас раньше.

Девушка сидела молча, не прикасаясь к бумагам. Райнер понимал ее состояние и больше ее не трогал. Но, когда в кабинет вошел Кенинг, она взяла ручку и начала работать или, по крайней мере, делала вид.