В плену медовой страсти

Растерянная Мариса поспешила вслед за старухой, которая хоть и выглядела разваливающейся на куски, на самом деле была живее всех живых. От нее пахло лесом, из которого она пришла, смолой, медом, кошачьей мочой, сухими травами и рыбьими внутренностями. Этот специфический запах шлейфом разнесся по всему двору и проник в каждую замочную скважину и дверную щель, так что несколько рабов даже выглянули из казармы поглазеть, что пришел, но увидели ведьму и сразу скрылись обратно. Ведьмы не любили бойцов — это всем было хорошо известно. Лучше было не попадаться им на глаза.

В покоях госпожи для ведьминского ритуала уже было приготовлено все необходимое: покрытая белоснежной тканью постель, тазы с чистой водой, склянки с кровью артахесисов, травы, благовония, красные свечи и кинжал, которым целительница должна была порезать свою ладонь и ладонь госпожи.

— Раздевайся, — приказала Каа-Тсетта, и Мариса как-то медленно и неловко принялась развязывать тесемки на своем платье. Мариса была смелой и своенравной женщиной, но перед этой сморщенной, маленькой старухой робела, как ребенок. — Поторопись. Я видела столько женских и мужских тел, что не перечесть… Твое тело — твой храм, не нужно смущаться показывать его, пускай даже старой ведьме.

Мариса разделась донага и легла на постель, вытягивая ноги, а ведьма, скинув с себя волчью шкуру и оставшись в одном балахоне, принялась зажигать вокруг нее свечи, поднося к фитилям большой палец и шепча что-то себе под нос на древнем языке лесных божеств.

21 глава

Арвор вздохнул и притянул Исмин к себе. Девушка дрожала от холода, потому что за пределами камеры была глубокая ночь, а заморозки неожиданно ударили еще вечером. В казармах шептались, что это потому, что в дом пришла ведьма… Но Арвор знал: у Каа-Тсетты хорошая репутация, она избавляет женщин от бесплодия, мужчинам возвращает их мужскую силу, а детей лечит от осенней лихорадки, самой страшной болезни их мира. Вряд ли это ведьма принесла с собой холода. Скорей всего, просто испортилась погода…

Исмин льнула к нему всем телом, маленькая и хрупкая, в своем тонком сиреневом платьишке, дышала в шею, щекотала ресницами его подбородок, доверчиво обвивала руками-веточками сильные плечи. Арвор и не знал толком, что испытывает к этой девочке, была ли она для него только другом или чем-то большим, но ему хотелось защитить ее, уберечь от этого жестокого мира… Как только мог. Как умел.

Для Исмин все было иначе: она уже была влюблена в Арвора, и чем дальше — тем крепче. Она не знала раньше чувства любви, да и само слово «любовь» произносила разве что в отношении родителей и сестры, но рядом с этим мужчиной ей было спокойно, и тепло, и сладко. Сейчас, после ночи в лапах патера Мэгли, она особенно остро ощущала пьянящий аромат масел, которыми Арвор натирал свое тело после побоев, его жесткие, в мозолях и порезах, но такие ласковые ладони, его теплое дыхание и хриплый голос, от которого по телу бежали мурашки…

Ей было так плохо в ту проклятую ночь, когда Мэгли делал с ней дикие, безумные вещи, что теперь, чтобы очиститься, она должна была впустить в себя Арвора, должна была почувствовать внутри его пальцы и его член, должна была подставить губы его поцелуям, а тело — его ласкам. Она должна была запечатать его нежностью, его страстью, его чувственным напором всю ту боль, что причинили ей до этого.

Арвор, хоть и собирался стать для Исмин лишь другом, вновь не сумел отказать ей, и изнурительно-долго, отчаянно-крепко, мучительно-сладко любил ее до самого рассвета, а потом, прежде чем отпустить, залечивал немного разошедшиеся на ее спине швы.

— Мэгли что, специально разрывал нити, которыми я сшивал твою плоть? — спросил мужчина, морщаясь и нанося на худенькую спину лечащую мазь из прополиса и трав.

— Не называй его имени… пожалуйста, — прошептала Исмин в ответ. — Нет, он не делал этого… Так получилось.

— А что Кера сказала, когда увидела твои швы?

— Ничего, — Исмин пожала плечами. — Она все знала. Знала с самого начала. Она сама сказала это мне. Потому и дала куриное сердце, когда ты не смог дать кровь артахесисов.

— Хорошо, что она сделала это… И что Мэгли ничего не заподозрил. Я слышал, он послал господину щедрые дары вдобавок к уже заплаченной за тебя сумме. Господин сказал тебе об этом?

— Да, — ответила Исмин.

— Теперь ты в фаворе, — мужчина удовлетворенно кивнул. То, что господин был доволен своей новой рабыней, давало ему уверенность в ее относительной безопасности.

— А ты — нет, — Исмин села и повернулась к нему лицом, не смущаясь уже своей обнаженной груди. — Он наказал тебя из-за того, что ты не хотел отдавать кровь?

— Я лишь хотел сберечь для тебя один пузырек… Но он знал, что у меня три склянки, и в итоге забрал все. Теперь он не доверяет мне. Думает, я хочу сбежать из этого дома…

— А ты все еще не хочешь? — с надеждой спросила девушка, заглядывая в его глаза. Арвор в ответ опустил взгляд.

Да, в этом доме его положение больше не было непоколебимым.